Polo или зеленые оковы

Зайцев Алексей

–Десять литров… Не слабо. У него живот, наверное, как у беременной?– Кивнул Отец. По его мнению большой живот– неотъемлемый атрибут страстных поклонников пива.

–Вот такой, вообще необъятный,– Мормон выставил руки перед собой, демонстрируя огромное вместилище для подгнившего овса,– у него зеркальная болезнь.

–Это еще как?

–Он себя полностью только в зеркале увидеть может. Пиво дырочку найдет, а вот тесть только по анатомическим приметам находит предмет своей гордости. Интересный человек, ничего не скажу.

–А чем занимается он?– Спросил Отец, умиляясь подобным животом.

–Чем?

Мужским многоборьем. Чем еще?– пожал плечами Мормон.

–Как это?

–Обычно. Авто, вело, мото, фото, …, гребля и охота. Лежит на диване, спит всю дорогу, да пиво пьет нет-нет со мной. Иногда сам звонит, мол, Андрюха, пошли, причастимся. А я что, отказываться стану?

–А у моей Рыжей нет батьки. Маман, ведьма злая, выгнала его по молодости. Гюрза. Да, Бог ей судья.– Отец махнул рукой.– Прощай Рыжая, может и свидимся снова как-нибудь в другой жизни.

Отец снял шлем с головы. Астраханский уютный отель уступил место голоду. Прогуливаясь по тенистому сиреневому саду где-то под Астраханью, Отец устроил себе небольшое бетаку прямо в саду, где для интереса поместил сакуру. В уютной кленовой беседке с пагодами, отделанной красными раздвижными ширмами– сёдзи, он поедал ароматные сасими из свежего осетра и сома, щедро сдобренные острым мисо, которое налил в широкую глиняную чашку. Небольшое растение широко раскинуло свои узловатые плети с мелкими листочками и пестро цвело широкими розовыми цветками, которые не имели права облетать, чтобы не сорить в чашку с мисо. Именно так Отец представлял себе японскую вишню. По мнению самураев, сидя под сакурой достаточно долго, можно постичь жизнь. Отец придерживался другой точки зрения. Долго сидя под сакурой, можно съесть все сасими.

Отец съел все сасими, поскольку сидел долго, а чувства насыщения не наступило. Нужно возвратиться в реальный мир, чтобы не погибнуть от голода. Еще Диоген, сидя на холме перед древними Афинами, лелея прилюдно свою похоть, удивлялся, почему нельзя утолить голод, поглаживая живот? Эта ситуация для Отца тоже была непонятной, однако со своей физиологией предпочитал не спорить.

Космический странник поднялся со своего кресла, прошел на корму шлюпа и стал рыться в своих запасах. Консервированная свинина, не хочется. Консервированная говядина, не хочется. Консервированная кукуруза, тошнит. Консервированные гамбургские копченые колбаски, вот это подойдет. Далее. Консервированный чай. Я по чаю не скучаю. Кофе, бросил. Матэ, подойдет.

Отец раскупорил колбаски и стал набивать ими рот. Нежная подкопченная свиная плоть обожгла ароматом Отца. Он не мог себе предположить, что консервированные продукты могут быть такими вкусными. На банке значилась рекламная надпись: «Для активной жизни». Отец усмехнулся. А почему он ничего не взял для «пассивной жизни», сейчас именно такая пища была бы кстати. Козлы, подумал Отец, для пассивной жизни не могут ничего придумать. Так, что у нас есть еще чего-нибудь вкусненького? Шпроты? Надоело. Одно и то же. Чего бы съесть, чтоб похудеть? Ага. Консервированный копченый окорок. Цэ дiло. Копченая свиная плоть, но уже из другой банки, опустилась в Отца. Хорошо. Уте жаксы. Тамаша.

Давно, давно, в тихом двадцать первом, Отец видел передачу по ТВ, где в новостях ехидные журналисты рассказывали про чудо украинской селекции.

Животноводы вывели мясную породу свиньи, у которой ценного свиного жира, который украинцы меняют на персидские ковры такой же площади, не было вовсе. А затем эти же пересмешники журналисты обратились к общественному мнению торговцев салом на киевском мясном рынке. Торговцы вволю удивлялись, що ж цэ за свинка, та бiз сала, нам така не трэба. Другие торговцы поддерживали своих коллег фразами: ай вiрно, хлопцы, ай дiло каже.

Отец улыбнулся, вспомнив наивных потомков Тараса Бульбы, испуганных появлением гончей породы свиньи. Они, украинцы, даже переняли у испанцев корриду, чтобы свиньи умирали красиво. У несчастных свиней, взрощенных на свинофермах, и без того отобрали всю соль жизни. Откормленные животные не видят всей прелести материального существования. Они лишены грязных зловонных луж, населенных личинками комаров и гельминтов, в которых так чудесно прикорнуть после плотного завтрака; грязных фекальных пятен на боках, засиженных мухами и слепнями; палящего солнца, от которого с рыла падают засохшие куски земли, смешанной с испражнениями. Нельзя вволю порыться в земле, выкапывая ароматные трюфели, нельзя обглодать коренья какого-нибудь куста.

Как-то Отцу рассказал знакомый колхозник, как правильно воровать свиней. Вырыть нору в размер рослой свиньи близ свинарника без шума практически невозможно. Нужно прорыть маленький ход под стенку свинарника, чтобы влезла рука, затем в норку бросить хлеб, смоченный водкой. Свинья, как и человек, очень уважает древний напиток, она съедает хлеб, а затем алкоголь зовет ее на подвиги. В поисках драгоценного удовольствия, свинья начинает сама рыть землю. Нужно только время от времени подкидывать в нору хлеб с водкой, сдабривая ее живой интерес к алкоголю, свинья сама выберется. Причем переусердствовать с водкой невозможно. Свинья может съесть целое ведро с такой похлебкой. А потом дело техники: или петля на шею– свинья сама пойдет, или ножом по горлу, если нести не далеко.

Кажется, что выкормить свинью дело не хитрое, коль скоро свинья очень жадное животное. Если она будет в вольере жить одна, она не станет огромной и жирной, ей нужен соперник, с которым бы она стала делить трапезу. Если нет средств купить двух поросят на выкорм, нужно перед чаном с едой поставить зеркало. Свинья примет свое отражение за конкурента, бесстыдно поедающего чужую пищу. Тогда она начнет хорошо набирать в весе, стараясь опередить своего соперника в зеркале. Только так. В Израиле свиней растят на специальных платформах, чтобы такое грязное животное своей нечистой натурой не оскверняла священную землю. Евреи очень тонко подошли к проблеме свиноводства на земле обетованной. Только свиньям все равно.

Жалко, что нет колобасы. Пить матэ из консервной банки, все одно, что есть шоколад с фольгой. Разогреть ароматную матэ негде. Отец выпил напиток через край банки, размял кости и, снова, вернулся в базу, нацепив шлем.

В уютной беседке с пагодами на столе томились сочные ломтики сасими. Их уже не хотелось. Пусть будет сакэ. А вот сакэ была горячая, настоящая, пусть и виртуальная, брала за живое она так же. Как ее не хватало там, возле Юпитера. Пусть даже не сакэ, а какое-то, пусть завалящее теплое пиво.