Polo или зеленые оковы

Зайцев Алексей

Вечером, вернувшись в отель, Отец распорядился приготовить ему рыбу и принести в номер три бутылки дагестанского коньяка. При упоминании благородного напитка, Пиначет оживился и изъявил свою волю жить дальше.

Отец вернулся в реальное пространство подкрепиться, почувствовав голод, не снимаемый обильной виртуально трапезой. Одиночество обрушилось на него. Он один в маленькой поврежденной посудине, болтается вдали от родины в черном космическом пространстве в малоизученном секторе галактики. Остается еще три дня лета. Терпеть можно, пугает лишь неизвестность.

Удивительно устроен человек. Бояться неизвестного глупо, а поделать

с этим ничего нельзя. Не так страшно даже встретить на своем пути старуху с косой. Можно даже немного позлословить над ней. Однако почему-то страшит неизвестность. Почему природа распорядилась так? Зачем человеку необходимо знать что будет, или хотя бы что должно случиться. Отказываясь от неизвестности человек готов пережить Армагеддон, рождение Сверхновой, угодить в черную дыру, лишь бы не было неизвестности. Давний враг человека– одиночество становится милым недругом, когда на сцену является неизвестность. Она вытягивает последние соки из души, она вьет веревки из сознания. Всплывают старые и еще неведомые страхи, стоит только завестись неизвестности. От нее краснеют глаза, уходит навсегда сон. На стенах остаются корявые черные росписи, небо алеет, дождь становится сухим, словно мох. В голове появляется нестерпимый ужас, на душе остаются несмываемые ржавые пятна, которые затем, подернутые временем, расползаются вширь. Рожденные больным воображением, из темных пятен на полу появляются демоны, способные разрушить галактику. Неизвестность. Что она есть? Ее нельзя ощутить, взять в руки и поздороваться. Ее невозможно извести крестным знамением и клятвой верности. Она ничего не страшится и нет власти над ней. Перед неизвестностью рассыпаются в прах ранее непобежденные крепости, она вершит судьбы миллионов. Перед ней бессильны короли и нищие, перед ней равны и калеки и великие. Она посещает всех. Рано или поздно она познакомится с каждым живущим.

Стоит ей появиться, хлеб порастает зеленой плесенью, вода подергивается ряской, ломаются карандаши и пересыхают краски. Неизвестность хороший собеседник, она может подсказать что делать в любой ситуации, она предоставит на выбор миллион решений. Только это все– ложь. Она рассказывает множество историй разного толка, она заставляет вспоминать все что было, что не могло быть, и что вероятно происходило. Она шепчет утешительные слова, она грозится кулаками и лютой смертью, она призывает на помощь черные силы и отмщение.

Она заламывает пальцы от немого тихого ужаса, она заставляет бродить из угла в угол, не помня себя. Неизвестность. От нее покрываются морщинами лицо, появляется проседь на висках, от нее трясутся измученные пальцы и ноги. Она на время уступает свое место лишь алкогольному дурману, с которым она никогда не находила общий язык еще с момента основания мира. Она все равно вернется, стоит только опьянению отступить. Она приходит и с новой силой, еще более ожесточенно и изощренно, начинает рыться в старом белье, ставя все с ног на голову. Никто не знает, откуда она берется и куда уйдет вновь. Она приходит внезапно, вслед за неожиданностью и горем. Только неизвестность остается надолго. Она питается человеческими страхами, она упивается неожиданностями и ужасом. Она наслаждается безумием и бессонницей, она радуется, когда тоска и безнадега. Но и она когда-нибудь куда-нибудь уходит.

Отец стоял перед носовым иллюминатором. Взору его предстал огромный черный космос и неизвестность. Перед ним в поклоне лежала вселенная

с ее миллиардами возможных путей и решений. Она его пугала, а согбенная усталая вечность искоса исподтишка хмуро скалилась, глядя на недоумение Отца. Ничего, ты пришел– ты уйдешь, буду лишь я.

Насытившись из консервных банок, побродив по шлюпу, Отец оставил этот мир на растерзание времени, а сам, надев шлем, вернулся к милому мохнатому другу, которого оставил на балкончике в приятном соседстве с бутылкой, там, на веранде где-то под Астраханью.

–Отец, проснись,– тормошил за рукав Мормон.– Сейчас подлетать уже будем.

–Уйди, Мормон,– отмахнулся от друга Отец.

Он только-только задремал, уже начал грезиться какой-то сон, где милая прелестница сулила ему наслаждение… и тут Мормон.

–Вставай, соня, я сам заснул уже. Нептун пролетели.

–Как пролетели? Епошкина мать. Жана жилмен куттыктаймын. Этого еще не хватало. Где Нептун?

–Где…– Проворчал Мормон.– В Караганде, там же где и был за последние пять миллиардов лет.

–Компьютер, почему не разбудил?– Разбушевался Отец и треснул кулаком по приборной панели. Голографическая карта подернулась рябью и исчезла.

–Не сходи с ума,– ответил за борт Мормон,– мы же ему не дали команду.

–Сам не мог что-ли разобраться, корыто старое. По-твоему часто мы мимо Нептуна проходим?

–Батюшка, так тебе не впервой пересекать систему, ты уже сюда, как на работу летаешь, али запамятовал?

–Ох, Мормончик, твоя правда. Только когда сидишь все время в конверте радости никакой, а тут живьем пролетать– дело совершенно другое. Интересно, что мочи нет.

–Компьютер, доложи о курсе.– Бросил в тишину Мормон.

–Да поживее.– Рявкнул Отец.

–Борт…– Затем последовал ряд чисел,– следует намеченному курсу сообщением Марс– Плутон. Приближаемся к эклиптике, расчетное время выхода на орбиту Плутона двенадцать минут. Борт следует согласно внутреннему распорядку системных сообщений.

Отец пожал плечами. Ясно, что подходим к Плутону. Только где он. Впереди, за носовым иллюминатором чернел космос, Плутона не было. Еще далеко, значит.

–Вон он,– Мормон указал куда-то вбок влево.– Смотри.

Отец ничего не видел, только вечная непроглядная темень, да нахальные звезды.

–Смотри, вон пятнышко серое, как гантелька, видишь?– Мормон продолжал указывать куда-то влево.

Тут Отец увидел серое пятно.

–Плутон. Точно Плутон. Какой он маленький, смотри, над ним Харон завис, ух ты…– Подскочил с кресла Отец.

–Ну!– Мормон утвердил Отца во мнении.

–Смотри-ка, это же надо…– Бесновался Отец.– Вот ведь так ее растак, предпоследняя планета системы. Вот же… кому скажи– не поверят. Отец на Плутоне.

–Смотри, не разрушь планету, такая у нас одна.– Хлопнул по плечу Отца Мормон.-

–Там по ходу разберемся, обещать сейчас ничего не буду… А дальше Кваоар.

Плутон рос на глазах. Кар накренился влево и Плутон медленно пополз к носовому иллюминатору. Он рос и рос, рос с ним и вечный его спутник Харон. Огромная черная глыба неправильной формы, словно яйцо, приплюснутое сбоку, неподвижно висела над Плутоном. Как и его вечный спутник, Харон покрывали кратеры большие и маленькие, правильные и не очень. Кратеров было больше на внешней стороне, зато внутренняя, обращенная к Плутону, была исчерчена огромными неправильной формы горными цепями, словно дикая буря, застывшая в одно мгновение– Харон.