Полосатый катафалк
Шрифт:
— Зачем?
— В одной из лос-анджелесских газет работает мой знакомый искусствовед. Он хорошо знает работы молодых художников, со многими знаком лично. Хочу, чтобы он взглянул на портрет, вдруг назовет имя автора.
— Разве Берк Дэмис не настоящее имя?
— Если он в бегах, а так, похоже, и обстоит дело, он вряд ли пользуется своим именем. В Мексику он приехал как Симпсон. Но есть зацепка. Вы не заметили у него бритвенный прибор в кожаном футляре?
— Заметила. Это, по-моему, его единственная собственность.
— Инициалы
— Нет.
— Б.К. Не сходятся с именем Берк Дэмис. С каким именем они сходятся, вот вопрос. Картина может помочь.
— Берите, — решительно сказала она. — И можете не возвращать. Зря я ее повесила. Что толку заниматься самоистязанием. — Она сняла эскиз с гвоздя и вручила мне. Потом, не переставая говорить, стала выводить меня из комнаты, а себя из болевого шока: — Я обожаю, когда меня истязают. Но если тебе так необходима хорошая порка, лучше высечь себя самой. Очень удобно, не надо нанимать специального человека...
— Вы много говорите, Анна.
— Наверное, даже слишком, да?
Но при всей говорливости она оказалась очень услужливой. Дала мне мешочек со стружками, чтобы упаковать картину. Несмотря на мои протесты, вывела на улицу свой «фольксваген» и отвезла меня к дому Уилкинсонов у озера. Был второй час ночи, но Анна сказала, что скорее всего Билл и его жена не спят. Они поздно просыпаются и пьют допоздна.
Машина свернула на аллею, ведущую к их дому. В свете фар «Фольксвагена» я открыл ворота, поверх которых была натянута колючая проволока. Анна коротко просигналила и уехала.
Я подумал, что мы вряд ли когда-нибудь встретимся, — и от этого на душе было грустно.
Глава 12
В доме играла музыка. Старая романтическая мелодия двадцатых годов, приторная, как жасмин. Сад вокруг дома зарос кустами и деревьями. Затем начинался пологий спуск к озеру, поблескивающему вдали.
Я стукнулся лбом о низко висящий фрукт — скорее всего, манго. Над деревьями маленькими гроздьями сверкали звезды, словно экзотические плоды, до которых не дотянуться.
Я постучал в дверь. Заглушая музыку, крикнула женщина:
— Это ты, Билл?!
Я не ответил. Через минуту-другую дверь открылась. На пороге стояла стройная блондинка в чем-то прозрачном. В ее правой руке был револьвер калибра 0,38, нацеленный мне в живот.
— Что вам угодно?
— Немного потолковать. Меня зовут Арчер, я приехал сюда на одну ночь. Я понимаю, что не вовремя, но...
— Вы не сказали, что вам угодно!
— Я частный детектив, расследую преступление...
— У нас не совершалось преступлений, — резко возразила она.
— Преступление произошло на севере, в Штатах.
— Почему вы думаете, что мне что-то об этом известно?
— Просто мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
Отступив на шаг, она командирски махнула револьвером.
— Пройдите вон туда,
Я оказался в настолько большой комнате, что ее углы скрывала темнота. Из большой стереосистемы у стены ностальгическим каскадом обрушивался Гершвин. Блондинка была сильно и старомодно накрашена. В ее треугольном лице была та самая неподвижность, что часто возникает после пластической операции.
Она посмотрела мне на ноги, затем ее глаза, словно пара прожекторов, взмыли вверх, к моему лицу. Я сразу узнал этот взгляд. Я не раз видел его в старых фильмах, особенно в те годы, когда я был юным завсегдатаем кинотеатров на Лонг-Бич, а она героиней вестернов, строившей глазки лошадям и всадникам.
Я порылся в памяти, пытаясь вспомнить ее экранное имя, но ничего не вышло.
— А вы ничего, — сказала она. — На вас свитер Клода Стэси?
— Он мне его одолжил. Моя одежда промокла.
— Вы друг Клода Стэси?
— Не очень близкий.
— Слава Богу. Вы на него не похожи. Вам нравятся женщины?
— Уберите пушку, и я вам скажу правду, — пообещал я с улыбкой, отнюдь не лишней в данной ситуации.
Она тоже ответила улыбкой — 1929 года рождения, выглядевшей, словно сноска в учебнике истории.
— Пусть вас не пугает револьвер. Я научилась обращаться с оружием, еще когда играла в вестернах. Муж настаивает, чтобы я держала его под рукой, когда остаюсь одна. Собственно, я почти все время одна... — Она положила револьвер на столик у двери, повернувшись ко мне спиной. — Вы так и не ответили на мой вопрос насчет женщин.
— Я люблю самостоятельных женщин. Например, мне нравились вы, причем так долго, что просто стыдно признаться. — Тут я вспомнил ее экранное имя. — Вы ведь Хелен Холмс?
— Вы меня помните? — Она вспыхнула холодным и ярким светом. — Я думала, меня уже все забыли.
— Я был вашим горячим поклонником, — сказал я, надеясь, что это не перебор.
— Какая прелесть! — Обхватив себя за плечи, она подпрыгнула, оторвавшись обеими ногами от пола на несколько дюймов. — За это я разрешаю вам сесть. Сейчас я приготовлю вам выпить и расскажу обо всем, что вас интересует. Только не о себе. Какую отраву предпочитаете?
— Джин с тоником, раз вы так любезны.
— Джин с тоником один раз! — пропела она и поглядела в потолок, где меж деревянных перекрытий висела золотая люстра, словно трофей в логове варваров. Комната, забитая мебелью разных эпох и стран, вообще смахивала на аукцион. У дальней стены помещался затейливый резной работы бар, полный бутылок, а перед ним стояло полдюжины табуреток, обитых кожей.
— Сядьте у бара. Там уютнее.
Я сел и стал смотреть, как она делает мне коктейль. Себе она сочинила что-то из гренадина и текильи, посыпав края стакана солью. Она так и осталась у бара, облокотившись на стойку и выставив бюст, словно барменша, решившая соблазнить клиента.