Полотно темных душ
Шрифт:
– Естественно, что он захотел взглянуть на Линде. Ему, может быть, вскоре придется отправиться туда, – произнес Гектор, одобряюще сжав руку юноши.
– Мне сдается, он уже не раз был в Линде, – проворчал Маттас, но никто не обратил внимания на его слова.
– Ну, хватит, – сдержанно произнес Доминик. – Это больше не повторится, так что и говорить больше не о чем.
Той ночью голос был громче и навязчивее, чем обычно. Жон сел, наклонился туда, откуда неслись слова. Тени словно расступились, и он увидел поблескивающий силуэт в углу.
– Кто ты? – спросил Жон, но не
На следующее утро Джонатан уселся, скрестив ноги, на одном из бастионов крепости Стражей и долго смотрел вдаль, где еле видные через верхушки деревьев зеленели горы Тепеста.
Он вспомнил о девушках, которые смеялись на речном берегу, – особенно запомнилась ему одна, самая смелая, выхватившая свой маленький кинжал, чтобы сражаться с целой стаей гоблинов.
Он рывком встал. Скоро полдень. Жон поднял мешок со свежим хлебом, что лежал позади, и со всей осторожностью, на которую был способен, крадучись спустился со стены во двор.
Маттас грелся на солнышке, привалившись спиной к стене часовни. Жон не хотел разбудить его, не хотел отвечать на обычные вопросы старика – куда и зачем он идет.
Когда Жон только начинал свои походы по холмам, окружавшим крепость, полузвери-полулюди вовсе не казались ему опасными. Лео и Маттас говорили, что эти твари убьют его или утащат к Маркову, если поймают. Когда он был младше, Жон полагался на остроту своего слуха, зрения и ума и старался не попадаться гоблинам на глаза. Теперь он знал заклинания, которые заставят их пожалеть, если они вздумают броситься на него.
В лесах жили две стаи полулюдей. Та, что побольше, была свирепой и хорошо организованной. Стражи старались обходить их лагерь подальше. Вторая стая была постоянно в движении, охотясь на лесных животных. Жон наблюдал за обеими стаями издалека и знал, что не может подойти к ним ближе без риска быть схваченным.
В тот день Жон охотился на кроликов, а не на полулюдей. Он зарядил ловушки кусками хлеба и вскоре собрал добычу – пятерых зверьков. Трех он отнес Лео. Двух других он отнес в узкую лощину у берега реки. Войдя в заросший овраг, он тихо посвистел. Через несколько мгновений из-за деревьев вышли три твари – два самца и самка. У них были человечьи лица и туловища уродливых чудищ. Это были выродки, изгои царства животных. У самца поменьше недоставало глаза, из дыры по заросшей волосами морде текла желтая слизь. До тех пор, пока Жон не нашел эту троицу, они голодали, питаясь лишь ягодами и изредка случайно пойманной рыбой.
В отличие от крупных стай, эти не имели постоянного убежища. Они все время были настороже, бегали от сородичей и от Маркова, который, как они были уверены, обязательно прикончил бы их.
Жон уже несколько месяцев наблюдал за этой группкой. Он смотрел, как они объясняются жестами, как относятся друг к другу. Постепенно он начал понимать, что они, хотя и столь уродливы сейчас и слишком туго соображают, когда-то были людьми, что в них до сих пор осталось нечто человеческое. Сможет ли он подойти к ним? Научиться понимать их? Он лишь знал, что очень хочет попробовать.
Он начал оставлять им еду и каждый раз свистел, бросая свой подарок, а потом прятался среди деревьев. Потом он дал им увидеть себя, подходя все ближе, когда они набрасывались на мясо. Постепенно они подпустили его совсем близко, потом позволили стоять рядом, потом дотронуться до меха на туловище, потом стали обмениваться с ним своими примитивными жестами.
Последний раз, когда Жон видел их, в стае появилось еще два существа. Одно – стройная женщина, тело которой покрывал мягкий золотой пух, а голубые глаза были абсолютно
– Где? – спросил Жон, вытянув вперед обе руки, чтобы показать, что интересуется двумя отсутствующими существами.
Женщина пыталась объяснить. Рот ее – широкая трещина на уродливом лице – не мог произнести ни слова. От языка ее тоже почти ничего не осталось, так что она могла издавать лишь нечленораздельное мычание разных тонов. Слезы потекли из ее раскосых глаз, она опустила голову, от стыда закрыла лицо ладонями.
Одноглазый тронул ее за руку. Он с видимым мучением соображал, как бы объяснить, что случилось. Затем, молча поцарапав землю ногой, махнул рукой в сторону реки, как бы говоря, что Жон найдет ответ в той стороне. Жон кивнул, поднял свой мешок, протянул рыдающей полуженщине. Та взяла мешок, открыла. Все трое заглянули внутрь, а потом повернулись к Жону и начали низко кланяться, выказывая свою глубокую благодарность за пищу.
Меньший мужчина поцеловал Жону руку, крупный же гоблин провел по серебряным волосам юноши своей конечностью, больше похожей на медвежью лапу, чем на руку. Женщина попыталась улыбнуться, потом отломила несколько кусков от каравая и, осторожно держа их кривыми красными когтями, принялась кормить сидевшего у нее на плече хорька.
Джонатан часто видел этих полуженщин со всякими лесными зверьками, но никогда не замечал в стаях детенышей. Когда Марков создавал этих кошмарных мутантов, он, очевидно, делал их бесплодными. Жон часто думал: если у этих существ появились бы дети, кем бы они были – людьми или чудищами? Он знал историю того, кто создавал этих тварей, – человека столь страшного. Стражи заставили Жона накрепко запомнить все о Маркове, прежде чем впервые выпустили его за крепостную стену. После рассказов монахов его мучили кошмары, в которых он видел себя связанным на столе Маркова, а острое лезвие ножа сверкало в свете факелов, готовое вонзиться в его беззащитную плоть.
– Чудовище, – называл его Доминик. – Злой гений. Он ставит себя над людьми так же высоко, как мы ставим себя над животными, мясо которых употребляем в пищу.
Жон вспомнил эти слова, глядя, как его троица набросилась на принесенных кроликов, разрывая тушки на куски, пожирала сырое мясо, промакивала кровь на руках кусками хлеба. Когда они сожрали все, что он принес, Жон попросил их отвести его туда, где умерли их сородичи. Этих двух убили на берегу быстрой речки. Их растерзанные тела валялись на камнях у кромки воды. Рядом с этими кусками мяса неподвижно лежало создание, их убившее. Это был самый страшный полузверь, которого видел Жон. У этой твари были человечьи ноги, человечье лицо, человечья грудь – и гибкое тело горного кота с длинным хвостом, увеличенное до чудовищных размеров. Даже мертвая тварь заставила Жона содрогнуться. Пасть твари была открыта, так что из нее торчали длинные окровавленные клыки. Мысль о том, что подобные твари охотятся где-то неподалеку, чуть не обратила его в паническое бегство – назад, в надежные крепостные стены.
– Вы убили это? – спросил Жон, указывая на тело женщины-кошки, а потом на раненого полумужчину.
Мужчина кивнул, издал протяжный хрип и гордо ударил себя кулаком по мохнатой груди. Потом, перестав похваляться перед Жоном, он подошел к самому берегу, вытащил из тайника под камнем короткий кинжал и протянул его юноше, почтительно согнувшись.
– Нет! – сказал Жон и оттолкнул руку полузверя обратно. – Оставь себе. Пользуйся сам.
Существо возвратило кинжал обратно в тайник около кустов. Жон вытащил нож, снова протянул его гоблину, хотя уже знал, что это бесполезно.