Полшага до неба

Семироль Анна

— Возможно. Ларсен как раз работала над усовершенствованием.

— Не одна она, думаю. Так… Пока вопросов достаточно. Поиском ответов займутся другие люди. Гор, спасибо. Иди отдохни с дороги. Тебя отвезут в армейский отель. Отоспись, погуляй, развлекись. Потом поговорим еще, думаю.

Маард коротко кивнул и вышел. Очень хотелось увидеть старого друга Хацацита. Почувствовать себя дома, в привычной обстановке. Все. Он вернулся. Теперь все будет по-старому. А сейчас еще неделя отдыха. Девушки в мини-юбках, море.

Торопливо

спустился по выщербленным ступеням, отдал честь дежурному… Последнее, что запомнил — перевернутая пронзительно-синяя чашка вечернего неба, мелькнувшая перед глазами, и чей-то желтый ботинок возле лица. Мелькнула дурацкая мысль: «А вот и десант…» И темнота.

Пришел в себя уже в госпитале, облепленный датчиками и опутанный проводками, как угодивший к лилипутам Гулливер. Пошевелился осторожно; тело отозвалось тупой, ноющей болью. Рядом с кроватью тут же появилась медсестра, сверкнула кокетливым взглядом из-под очков.

— Очнулся? Лежи, хороший, не шевелись. Сейчас я за доктором… — и стремительно убежала.

Доктора звали Виктор. Он был немолод, худ и отстраненно-спокоен. Усталые глаза, теплые руки, точные движения мастера. Маарда быстро осмотрели, расспросили. Что болит? Ничего не болит. Что беспокоит? То же самое — ничего. Встать сможем? Смог. Ноги держали плохо, чуть кружилась голова. Как будто с похмелья.

— Что это было? — спросил Маард врача.

— Вот это нам и предстоит выяснить, — задумчиво ответил он.

Потянулись одинаково серые, будто присыпанные дорожной пылью, дни. Одинаковые медсестрички брали по утрам кровь и оставляли бумажки с направлениями на обследования. Доктора с одинаково печальными лицами слушали легкие и сердце, измеряли давление, мяли живот, светили каким-то фонарем в глаза, стучали по локтям и ногам молоточками. Разводили руками, думая, что Маард не видит. Дежа вю. Игорь снова чувствовал себя участником злосчастного проекта со всеми его энцефалограммами, сенсорами, липнущими к телу присосками и запахом дезинфекции.

— Ну чем сегодня обрадовали? — интересовались приходящие каждый вечер друзья.

— Ну как, — улыбался Маард. — Сказали, что пол-литра крови у меня точно лишние, надо забрать. Забрали. Банку под мочу выдали трехлитровую. Завтра буду просить бак.

Сослуживцы весело гоготали, пугая медсестер, делились новостями, пересказывали старые байки с новыми подробностями — в общем, развлекали Маарда, как могли. Принесли ему ноутбук, пару дисков с электронными книгами и кино. Вай-фай, благо, был.

— Спасибо, мужики. Не даете пропасть, — шутил Игорь. — А то палата одноместная — как изолятор, а из развлечений одни анализы и медсестры.

Вечера в сетевых играх, на форумах и за чтением. Раз в неделю — звонок домой. Раз в десять дней — Полю.

Когда Маард позвонил ему впервые, тот растерялся и очень обрадовался. А потом затараторил,

сбиваясь от волнения:

— Знаешь, никто из ребят так и не объявился. Было только письмо от Греты — и все. Я ей ответил, но на этом, кажется, закончилось. Ты давай поправляйся, друг. Больница — это фигово. Меня мать хотела тоже в какую-то клинику засунуть, но я ж упрямый. Все нормально, только работу найти не могу. Кому я нужен — на костылях… Маард, ты… это… Дорого же звонить в Марокко? Давай через раз: следующий я позвоню, идет?

Маард слушал его болтовню, угукал в трубку филином и улыбался. Легче выстоять, когда знаешь, что не один. И что есть на свете люди, которые поддержат тебя, не унижая жалостью.

Так прошел месяц. За ним и второй. Маард не выдержал. Улучил момент, когда они с врачом остались в палате вдвоем, и спросил:

— Доктор, могу я узнать диагноз?

— Можешь, — серьезно ответил врач. — Только вот я не знаю, как ты воспримешь все это.

Маард уселся на койку, оперся ладонями о край кровати.

— Я могу начать. А ты после скажешь, насколько я неправ или прав. Хорошо?

Доктор не возражал. Дураку понятно — сообщать плохое кому ж хочется. Пусть уж человек сам себе все скажет.

— Я слабею. От уколов, мазей и, тем более, осмотров лучше не становится, — он сделал паузу, раздумывая, стоит ли посвящать врача в дела проекта. Решил, что не стоит. — Я читал, что такие вещи бывают, когда нарушается контакт между нервами и мышцами.

— Похоже на то, Гор. Утром получил результат пункции — в спинномозговой жидкости повышенное содержание белка миелина. На миографии — ухудшение показателей. Уже говорит о том, что ты прав.

Он посмотрел на Маарда, потом отвернулся к окну и продолжил:

— Предварительно — у тебя рассеянный склероз. Прогрессирует быстро. Мы пытаемся замедлить его развитие с помощью…

— Замедлить? — перебил Маард. — Лишь замедлить? Это что — не лечится?

— Лечится, — спокойно ответил доктор. — Но не вылечивается полностью. Мы можем лишь притормозить процесс.

Повисла пауза. Мозг отказывался воспринимать и обрабатывать услышанное. Надежда слабо цеплялась за расплывающиеся соломинки. Притормозить. Замедлить. Притормозить. Не вылечивается. Прогрессирует.

— Сколько у меня времени? — спросил кто-то чужой за Маарда.

Виктор все так же смотрел в окно на гуляющих по больничному парку.

— Зачем это тебе, Гор? Человеку сколько ни скажи — все равно будет мало. Не лучше ли…

— Не лучше, — отрезал Маард. — Сколько?

— От года до… Не знаю. Зависит от возможностей организма и стечения обстоятельств.

Вечером он позвонил Полю.

— Ты как там, парень? Чего новенького? Чем занимаешься?

Поль смеялся, говорил, что все нормально, сидит дома у телевизора и на улицу не ходит.