Polska
Шрифт:
Понял это, став взрослым, а в девять лет понимать такое дано только вундеркиндам. Я таковым не был.
Не люблю нищих всех сортов, видов и оттенков. Отчего такое во мне — не знаю, но думаю, что племя нищих, заботясь об утробе, забывает для чего оно выпущено в этот мир. Хотя, нет, хорошо знает для чего: чтобы их жалели. Но не словами, выражение словами — оно и есть таковое, ты пожалей меня монетами! И желательно — большим количеством. Это и будет наилучший способ "сострадания ко мне".
Нынешняя мораль говорит, что мы должны терпеть нищих и быть к ним снисходительным, хотя бы потому, что каждый из нас может превратиться в нищего. Да, я "отработал"
— Напрасно отказался в Польше от "специализации"!
Сегодня могу войти в католический собор и перекреститься, как истинный католик и никто, ни на секунду не усомнится в моём вероисповедании. Не заподозрит во мне "православного".
Не нарушу обрядность ни в чём, но буду оставаться крещёным в православной вере. Католики примут меня за католика и православные не отторгнут от своей веры.
Не делаю различий между православным храмом и костёлом, и не могу понят споров иерархов, от которых не хочется бывать ни в костёле, ни православной церкви. Христос-то один!
Глава 25. Город.
Продолжать житие в пустом лагере было как-то неуютно, и отец, как всегда, был откомандирован матерью на поиски нового жилья. Две извечные и не преходящие его заботы: крыша над головой нашей и прокорм!
Куда идти в чужом городе? Пригодились отцовы прошлые вылазки, когда он служил лагерной охране "мальчиком на побегушках" Прошлое служение не прошло даром: он не плохо, для человека из перемещённых, знал город. Или это свойство любого горожанина, из какой бы он страны не был? У отца даже появились хорошие знакомые, и чем они были связаны в те времена — об этом я могу только гадать. Один из добрых поляков посоветовал занять квартиру на втором этаже в доме напротив лагеря. Немного наискосок, через дорогу, ту саму, с трамвайными путями, где отступающие калмыки, чуть-чуть не лишили жизни мать и меня:
— Дзенькуе бардзо, панове! — и мы превратились в жителей польского города. Удивительно: совсем малое время назад я смотрел на эти дома из ворот лагеря, а теперь смотрю на лагерные бараки со стороны! Всего-то перешли дорогу из лагеря, какие-то метры — и, всё, иной мир, другая жизнь.
А ещё через день лагерные бараки подожгли, а кто это сделал — нам не сказали. Бараки спалили потому, что их можно было сжечь, хотя нужды в их уничтожении не было. Они сгорели потому, что были ненавистны, как символ оккупации. Что для поляков одна оккупация менялась на другую — об этом догадывалась часть поляков. Если бы тогда нашёлся сумасшедший и сказал громко, что те "символы", что им принесли с востока, тоже когда-то станут ненавистными — такого сумасшедшего и лечить бы не стали.
Новое наше жильё принадлежало человеку, который по неизвестной причине рванул вслед за отступавшими немцами на запад. Но бежал ли он на запад, или к родне в сельскую местность переждать военные потрясения — этого я, разумеется, не знал. Как долго он бежал — и этого не знаю, но беглец всё же решил, что причин убегать от наступающей армии с востока у него отсутствую полностью. Результатом такой его нетвёрдости было то, что он явился по своему адресу и прекратил наше недолгое жилищное счастье. Чему в днях равнялось наше городское житие — сейчас не
С утра я убегал на ещё слабых ногах с польскими ребятами, и где нас только не носило! Видел и страшное: где-то на окраине города, в его восточной части, на дне большой ямы лежал человек в красивой, яркой форме и на коне. Конь серый, в "яблоках" Похоже было, что конь, и человек были убиты одновременно: как-то удивительно слаженно и аккуратно они упали в ужасно глубокий ров и оба лежали на правом боку, как целостная скульптура. Тогда видел, а сейчас думаю:
"кто был тот поляк, что облачился в старую, из прошлого, форму польских гусар, сел на коня (где он его взял в городе!?) вынул саблю и пошёл на врагов! Ведь знал человек, что его атака продлится секунды, что сабля против автомата — "весовые категории" разные, и всё же пошёл!
На краю страшной ямы стояло какое-то немецкое военное устройство, очень похожее на зенитку из моего недавнего прошлого. Да, та самая, из которой, по прогнозам насельницы Губастой, немцы собирались "выбивать городок" Или это была установка для прослушивания воздуха и предупреждавшая о приближении авиации?
Странно! Приближение авиации я чувствовал не хуже установки! Её ценность заключалась в том, что если крутить ручки, то вращалась площадка с сидениями, и когда оно зависало над ямой с убитым — сердце опускалось куда-то ниже пояса… А что, если тот польский гусар пошёл в атаку на "слухачей"!?
Нет у меня миллионов на памятник польскому гусару, поэтому остаётся только словами помянуть его подвиг.
Ходили мы и в какие-то каменоломни, были там рельсы и вагонетки на них. Всё это хотелось толкнуть, прокатить, но сил для такой тяжести у меня ещё не было. На какой день после ухода захватчиков всё это было?
Глава 26. Мирная жизнь.
Дни проживания в оставленной законным владельцем квартире на втором этаже дома через дорогу от сгоревшего лагеря, были самыми прекрасными и яркими во всей моей заграничной жизни. Как звучит, а? Начинаю перечислять всё интересное, что выпало увидеть и узнать в прекрасной, любимой мною Польше:
а) пропитание человеку нужно всегда. При любом режиме. Оккупация — это само собой, но и она питание не отменяет. Нигде и никогда! В любой точке планеты и при любых войнах! Проверено на себе.
На другой день после оставления немцами города, отец взял сестру и они отправились на добывание "хлеба насущного" Успех был полный: к концу дня они явились с такими харчами, которых ни раньше, ни позже мне вкушать не приходилось Это были немыслимой белизны и аромата халы с маком и копчёная ветчина! "Бочки", как их называют поляки с ударением на "И". Откуда такое?! Ведь только вчера изгнали оккупантов, а сегодня на рынке продаётся такая благодать! И за польские "злотые"! Это что же получается, панове? Польша и не умирала?! Изобилие не исчезало? Позвольте, ведь только вчера… Поляки, откуда у вас всё и вдруг появилось!? Объясните! Такое впечатление, что в оккупацию вы жили отдельно, а немцы — сами по себе? Враги вам были "не указ?" Вы жили в твёрдой уверенности, что