Польская фэнтези (сборник)
Шрифт:
— Преподобный... Это... колдуньи...
Джон Мэддокс затрясся как в лихорадке и раскашлялся, оплевывая Джесона кровью. Его глаза — до той поры жутко сверкавшие одними белками — вдруг стали нормальными — злыми и враждебными. «Сейчас он меня отругает, — подумал Джесон. — Даже умирая, отругает».
Преподобный захрипел.
— Беги отсюда... парень, — едва внятно прошептал он. — Двигай... Не тяни...
Джесон поднялся с колен. Оглянулся. Вытер лицо, размазав на нем кровь пастора. И кинулся бежать. Между домами, за уборную, от которой, как он знал, уже недалеко было до речки,
Он не сумел сделать и трех шагов.
Неожиданно почувствовал себя так, словно на каждой ноге висел стофунтовый груз, а на спине — мельничный жернов. Утоптанный грунт внезапно превратился в топкую и тягучую тину, в болото, в котором паренек увяз выше колен. И теперь торчал неподвижный и бессильный, будто насекомое в липком чреве хищной орхидеи.
Страх парализовал его настолько, что он не мог даже кричать.
— Браво, — послышался голос Дороти Саттон. — Очень хорошо, мисс Патиенс Уитни. Отличные чары, мисс Эйлин Блю. Хвалю.
— Я поймала его первой! — воскликнула Патиенс Уитни — та, черненькая — хватая Джесона за рукав. — Оставь его, Эйлин!
— И не подумаю! — тонко крикнула Эйлин Блю — та, светленькая — хватая Джесона за другой рукав. Паренек почти повис, распятый между ними. — Первой его схватила я!
— Аккурат! Отпусти!
— Сама отпусти!
— Спокойнее, спокойнее, девушки, — утихомирила их Дороти Саттон. — Зло вредит красоте. И нечего драться за добычу, потому что добыча не ваша. Парня получит госпожа Ипатия Харлоу.
— Почему? — разоралась Патиенс Уитни. — Это по какому же праву?
— У нее уже есть один! — пискляво поддержала ее Эйлин Блю. — У нее уже есть Адриан ван Рейссел! Почему ж Ипатия...
— Потому, — отрезала Дороти Саттон, — что Ипатии требуется.
— Нам, — завыла Патиенс Уитни, — тоже требуется!
— Вы с вашими потребностями можете подождать, — сухо проговорила Дороти. — Либо удовлетворить их так, как вам, сопливкам, пока еще простительно, а зрелой женщине — уже нет. И хватит об этом. Ипатия, поди сюда. Как говаривал только что преставившийся пастор Мэддокс, цитируя Левит: «А чтобы раб твой и рабыня твоя были у тебя, то покупайте себе раба и рабыню у народов, которые вокруг вас». Вот мы и берем. Возьми себе этого юношу, Ипатия. Я дарю его тебе.
— Благодарю, Дороти.
Отбивающий зубами дробь Джесон Ривет уловил запах мыла, трав и табака. Повернул голову, увидел ту толстую, веселую женщину, которая курила трубку, когда он вместе с плотником Стаутоном ходил по поселку. Увидел ее пухлую руку, пальцы, тянущиеся к его глазам. Он сжал веки. Почувствовал прикосновение. В голове блеснуло, в ушах зашумело. Его воля лопнула, разлетелась, будто разбитая фарфоровая статуэтка, а сознание погрузилось в мягкое, теплое и ко всему равнодушное забытье.
— Ты мой, — заявил властный голос. — Пошли.
Отказаться он не мог. Мысль, что с этого момента так будет всегда, была одной из последних сознательных мыслей.
Патиенс и Эйлин глядели угрюмо, фыркая, ворча и бормоча ругательства. Дороти Саттон осмотрелась.
— Надо убрать отсюда эти бренные останки. Джемайма, — сказала она, — где Аннабел?
— Я здесь.
— Ого! Вижу, ты не теряла
— А как же. — Аннабел Прентисс гордо взглянула на пустоглазого Адама Стаутона, послушно, словно пес, следовавшего за ней. — Хороший мужик, верно? Видный. А темпераментный — ого-го!
— А мы? — снова жалостливо затянула Патиенс Уитни. — А мы когда?
— В следующий раз, — вынесла приговор Дороти Саттон. — Аннабел, а этот страж закона и сторонник короля уже вполне под твоими чарами? Успокоился? Неожиданностей не будет?
— Не будет, — успокоила Аннабел Прентисс.
Но Адам Стаутон показал ей, сколь сильно она ошибается.
Он толкнул ее так, что она с размаху уселась на землю, прямо под ноги Джемайме Тиндалл. А плотник кинулся бежать. Он мчался по середине улицы, вдоль шеренги изумленных женщин. Пролетел мимо мужчин, застывших с ложками в руках, неподвижных за длинным столом, будто на картине. Прямо-таки пародия на «Тайную вечерю».
— Остановить его! — крикнула Дороти Саттон.
Джемайма Тиндалл подняла руки, проделала ими такой жест, словно отталкивала от себя что-то невидимое и одновременно тяжелое. Адам Стаутон упал, пополз по земле в облаке пыли, но тут же вскочил и несколькими прыжками подлетел к зеленой двуколке Франсез Флауэрс, запрыгнул на козлы, схватил кнут.
— Йаааа-хаааа!
Напуганный криком и ударом кнута по крупу пегий жеребец рванулся вперед, гнавшиеся за плотником женщины аж присели и сжались под градом щебня, вылетающего из-под копыт. Двуколка несколько мгновений неслась за конем, не касаясь земли колесами, потом упала, подскочила на выбоине на сажень. Вцепившись в вожжи Адам Стаутон повис в воздухе, казалось, он вот-вот вылетит. Но не вылетел. Он крикнул, еще раз прошелся по пегому жеребцу кнутом, двуколка помчалась к лесу не хуже гоночной квадриги. Плотник Адам Стаутон сбежал бы, если б не юная Верити Кларк.
Верити шла по обрезу кукурузного поля, нежно, но крепко прижимая к себе рыжего кота. Кот растопырил лапы и радости не проявлял. Однако мужественно и стойко терпел нежности. А когда двуколка с Адамом Стаутоном проносилась неподалеку от Верити, девочка отпустила кота, направила палец на экипаж и пронзительно крикнула.
Из ступицы колеса дождем посыпались искры, повалил дым и огонь. Гнедой жеребец поднялся на дыбы, дышло и сносная вага с треском сломались, шлея сорвалась. Двуколка взлетела, будто комета с огненным хвостом, и треснулась о землю, с неописуемым грохотом развалившись в щепы.
— Я так не хотела! — раздался в тишине тонкий и жалобный крик Верити Кларк. — Я хотела вовсе не так! Я хотела только остановить колесико. Простите!
К месту катастрофы направилось несколько женщин. Дороти Саттон, скрестив руки под грудью, подождала, пока они вернутся. Она уже знала, что они скажут.
— К сожалению, — подтвердила ее опасения Франсез Флауэрс, — он мертв. Свернул шею. Жаль.
— Жаль, — по-деловому согласилась Джемайма Тиндалл. — Только он, пастор и парень были достаточно ценным материалом для воспроизведения потомства. Что делать, чему быть, того не миновать. А вот с девочкой следовало бы поговорить. Серьезно поговорить.