Польская линия
Шрифт:
Платон Ильич задумался. Потом махнул рукой.
– Владимир Иванович, я всегда считал вас человеком порядочным, умевшим держать свое слово. Но если обманете вы или ваше руководство… Я старый книжник. Уж пусть лучше книга окажется в советской библиотеке, чем ее съедят черви в тайнике.
Эпилог
Все наши дела сделаны, и поезд возвращался в Москву. Ну что поделать, если все пути ведут в столицу нашей родины, а все важнейшие решения принимаются там же? Артузову теперь придется проверять столичные военкоматы – нет ли и там «добрых» врачей, согласных освободить призывника от нелегкой службы. И сопредельные
– Ты чего хмурый? – поинтересовался Артузов. – Ему от счастья надо скакать, вторую дырку колоть для ордена, а он хмурится, нам с Татьяной Михайловной настроение портит.
Таня, возившаяся с чайником, ничего не сказала, но мысленно – я это отчего-то почувствовал, согласилась с Артуром.
Я сделал неопределенный жест рукой, вроде того с которым вкручивают электролампочки. А что сказать-то? И сам про себя знаю. Да, конечно, шибко крутой – вон, Тухачевского расколол, новую шпионскую сеть выявил, да еще и Троцкого спас. Бла-бла-бла… герой, а самому противно.
На самом-то деле, не жизнь, а одно сплошное разочарование. Как сказали древние – горы томятся родами, и мышь смешная родится. Взять хотя бы бронепоезд – «замылил», не отдал армейцам, и что? Езжу на бронепоезде как дурак, а его, вполне возможно, сейчас не хватает где-нибудь на Юго-Западном фронте. Тащил из Архангельска радиста вместе с рацией и дизелем, и опять-таки, на кой хрен тащил, если рацию так и не удалось починить? Собирался, видите ли, с поляками радиоигры вести, отправить польскую армию за Вислу, отражать русский десант со стороны Балтийского моря. Единственное, из-за чего можно порадоваться – удалось снять с должности Тухачевского, так и здесь, не моя заслуга, а случайность. И что теперь? Кое-что, разумеется, изменилось. Временно исполнявшим должность командующего фронтом назначен товарищ Шварц, начальник штаба. Он, в отличие от Тухачевского, действует более осторожно и аккуратно – отдал приказ фронту остановиться, а сам принялся подтягивать продовольствие и боеприпасы, строить и восстанавливать дороги, готовить на смену уставшим бойцам резервы. Мы с Артуром немножко помогли. Вставили «фитиль» начальнику тыла, объяснив человеку, что кормить и одевать бойцов – это его работа, независимо от того контролирует тебя командующий, нет ли, и есть ли дороги и транспорт, нет ли. Шуршит, как электровеник, и лошадей нашел, и возчиков. Будем надеяться, что красноармейцы теперь сыты, обуты и одеты.
Беда лишь, что Шварц не самый большой начальник в Красной Армии. Покамест его относительная бездеятельность на фоне бурной деятельности Тухачевского простительна и объяснима, а что будет дальше? Отдаст главнокомандующий вооружёнными силами Советской России товарищ Каменев приказ двигаться вперед, и Шварц обязан его выполнять не завершив начатое. А если нет, то командующего Западным фронтом быстренько заменят другим, более покладистым. Значит, все упирается не в личность командующего, а в те решения, что принимает Москва. И что сможет сделать ваш покорный слуга? Идти на прием к товарищу Ленину? Так к Ильичу записываются на прием за месяц.
Я так задумался, что не сразу воспринял вопрос, заданный мне Артуром.
– Ты не из-за библиотекаря переживаешь? Боишься, что тайник с Библией не раскроет? – не унимался главный контрразведчик страны.
– Если бы он прятал «Апостол» Ивана Федорова, то волновался бы, а из-за какого-то протестанта не стану, – вяло отшутился я.
Когда я доложил Артузову о предложении Платона Ильича, мы с ним решили, что не станем играть в шпионские
Изначально, мы с Артуром обдумывали: а не согласиться ли поискать эту редкую книгу, потом решили, не стоит огород городить. Вот, возьмем Зуева, так он все сам расскажет: и про агентурную сеть в Питере, и о тайнике, где спрятана английская первопечатная Библия. Если бы Платон Ильич являлся «чистым» агентом Secret Intelligence Service, это одно дело, и здесь возникает простор для комбинаций на будущее. Но пан Зуев на самом-то деле работает на оффензиву. И делает это так добросовестно, что язык не повернется назвать его «двурушником». Я до сих пор не могу себе простить, что не сумел разглядеть в своем директоре польского шпиона. Вернее, разглядеть-то разглядел, но лишь тогда, когда Зуев покинул пределы России. Потому у меня вопрос – а знает ли Зуев, что мне известно, какой стране он на самом-то деле служит? И, что-то мне подсказывает, что Платон Ильич об этом прекрасно знает и готовит какую-то пакость. Ну не поверю, что он решился на встречу со мной, своим обидчиком, лишь для того чтобы спасти книгу английского реформатора. Не может такого быть, чтобы у человека, прожившего в Архангельске десять с лишним лет, не нашлось хороших знакомых кроме начальника губчека. Стало быть, вместо того, чтобы гадать и комбинировать, тратить время на интересные, но очень затратные шпионские игры, мы с Артузовым просто как следует допросим нашего библиотекаря. Но уже в Москве, в спокойной обстановке.
В Минске кроме Платона Ильича удалось задержать еще четверых. Троих мы оставили особому отделу фронта – нехай и товарищ Апетер работает, но единственную арестованную девицу взяли с собой. Ядвига Тризна, известная как Лика Эвгенович. И годиков ей не шестнадцать, а тридцать два. Правда, дальше установления личности и возраста дело не шло. Ну, проведем очную ставку с Тухачевским, поговорим и выясним, кто «подвел» польскую красавицу к комфронта? Еще нужно узнать, как она и Фуркевич узнали, что мы вышли на их след? Эх, беда одна от этих польских красавиц. Хоть литературу вспомним, а хоть историю. То отец сына-предателя порешит, то народ своего царя убьет, а труп на навозную кучу бросит. Вывод: не стоит влюбляться в польских красавиц и, вообще, в полячек.
Накрутишь себя и решишь, а стоит ли мечтать о семейной жизни с дочерью графа Комаровского? Все-таки Наталья Андреевна выводит свой род от польских аристократов.
– Чай готов, – сообщила Татьяна и, как мне показалось, посмотрела на меня укоризненно. Мысли Танька читать научилась, что ли?
Да, сегодня у нас настоящий чай, с сахаром. А еще есть белая булка и колбаса. Коллеги из особого отдела фронта постарались, мол – от чистого сердца, в подарок дорогим гостям. У Артура где-то пара бутылок коньяка припрятана. Если я не пью, так это вовсе не значит, что все вокруг не пьют. Подозреваю, фронтовые особисты радехоньки, что мы наконец-то убрались.
А что там в Москве? Артур намекнул, что меня ждут карьерные изменения. Думаю, он об этом знал еще до отъезда, но не сказал. Что там еще придумают, даже и подумать страшно. Польский поход не отменен и я, пусть и формально, еще остаюсь главой Польского ЧК. Ну, поживем, увидим.
Конец шестой книги