Польские народные сказки

Автор неизвестен

— Марыся, идем танцевать!

— Э, нет, не пойду. У меня передника нету.

Принес он ей передник.

— Марыся, идем танцевать!

— Э, нет, не пойду. У меня сапожек нету.

Принес он ей сапожки. Не сапожки — чудо, до колен шнуровка, и опять танцевать приглашает.

— Э, нет, не пойду, какие тут танцы! Ботинки ты мне принес, а чулок захватить не догадался. Что ж мне ботинки-то на босу ногу надевать прикажешь?

Принес ей господин чулки, опять зовет танцевать, а она требует бусы, потом сережки, потом перстенек.

Все это он ей доставил, танцевать зовет.

— Э, нет, не пойду. Волосы у меня не расчесаны, а расчесать нечем.

Принес он ей гребень, а ей понадобилась лента в косу. Принес черт и ленту, думает: «Ну конец! Теперь-то ей от меня не отвертеться!»

Приглашает ее, а она в ответ:

— Э, нет, не пойду. Мне вперед умыться надо.

— Да в чем же я тебе воду принесу? Нету здесь кувшинов.

— А вот в этом.

И протягивает ему решето.

Взялся черт решетом воду носить. Носил, носил — что наберет, все по дороге выльется, никак не донести. Обозлился черт, швырнул ей решето под ноги да как закричит:

— Ну погоди! Вот придешь еще раз на мельницу, я тебе покажу, мерзавка!

Но тут кончилось его время, и пришлось ему ни с чем прочь убираться. Огляделась Марыся вокруг, смотрит, а мешок уже полон муки. Вскинула она его на спину и понесла домой. А дома все спят, и дверь заперта. Никто и не ждал, что она вернется с мельницы живехонька. А с ней ничего худого не сталось, потому что она смекалистая была и велела черту вещи носить по одной, чтобы время провести и в танцы его чертовские с ним не пускаться. Вот пришла она домой, стучится.

— Кто там? — спрашивает мачеха.

— Отоприте, матушка! Это я, Марыся, с мельницы пришла, мешок муки принесла.

Мачеха, понятно, не обрадовалась, что падчерица вертелась жива-невредима. Отперла она дверь, зажгла свечу, глядит: Марыся это или не Марыся? Присмотрелась как следует — а на Марысе-то корсаж новый, юбка шелковая, передник с вышивкой, бусы как орехи, ботинки до самых колен, шнурованные, в ушах серьги, на руке перстень! Схватилась тут мачеха за голову:

— Марыся, да кто ж тебе все это дал? Ну, говори же! Неужто на мельнице дали?

— Ой, матушка! Каких там только нарядов нет! Бери что душе угодно. А уж какой господин красивый приглашал меня танцевать! Да я не пошла, не захотела.

Стало мачехе завидно. Подумала она: «Нужно мою Ягусю на мельницу послать. Пусть и она принарядится».

И на другую ночь шлет мать Ягусю с корцем пшеницы на мельницу. Не очень-то хотелось Ягусе идти туда ночью, да уж больно хотелось ей нарядиться не хуже Марыся.

Пришла она на мельницу, уселась, сидит, дрожит от страха. И вот является тот самый господин в цилиндре, во фраке и в белых перчатках. Он решил было, что перед ним Марыся. «Ну, — думает, — сейчас расквитаемся!»

— Марыся, — кричит. — Пойдешь со мной танцевать?

А девушка ему в ответ:

— Какие тут танцы, когда у меня нет юбки, нет сорочки, нет передника, башмаков, чулок, корсажа,

нет бус, сережек и перстенька, нет ленты в косу и умыться нечем!

Отправился черт за всем этим добром, принес разом все, что у него попросили, ушат с водой не позабыл и торопит:

— Давай побыстрей! Мойся, одевайся, а то у меня времени мало.

Ягуся скоренько оделась, умылась, волосы расчесала и пошла танцевать с чертом. Как прошел с ней черт три круга, так заходило у ней все перед глазами, ноги заплелись. И тогда оторвал ей черт голову и выбросил с мельницы. А туловище просунул через решетку в окне — половина снаружи, половина внутри.

Мать ждет-пождет — нет дочки. Молчит мать, только вздыхает. А жаловаться стыдно, как бы Марыся смеяться не начала. А Марыся-то лежит, не спит, догадывается, о чем мачеха вздыхает и почему Ягуся не идет: должно быть, черт ей голову оторвал. Не утерпела мачеха, и только светать начало, встала и бегом на мельницу! Глядь — голова Ягусина на земле валяется. Запричитала мачеха:

— Боже милосердный! Родное мое дитятко, что же это с тобой сделали?!

Взглянула она вверх, а из окна туловище Ягусино свисает. Не посмела мачеха крик поднять, плакать да жаловаться: боялась, что люди смеяться начнут над ее глупостью. Знала ведь, что на мельнице творится, и сама свою дочку на погибель туда послала.

Вернулась она в свою хату и только показала падчерице Ягусину голову:

— Гляди, что с моей Яхусея сталось!

— Ах, матушка, не надо было ее туда посылать. Там смекалка нужна, без нее живым не уйдешь.

С тех пор полюбила мачеха Марысю больше, чем свою покойную Ягусю. Одна ведь она у нее осталась.

Вот до чего жадность доводит! Уж как жалела потом баба, что польстилась на дурацкие одежки да безделушки и лишилась из-за них любимой дочери.

КАК ЧЕРТ ВОДКУ ВЫДУМАЛ

Перевод Л. Пивоваровой

Жил-был один мужик, бедней не сыщешь, гроша медного никогда не видел, частенько куска хлеба не имел, а уж о масле и говорить не приходится. А тут еще то ли из милости, то ли в наказанье дал ему господь двенадцать душ детей. Вот и жил бедняк с женой и детьми, не жил, а бедствовал, и прозвали его за это Бедолагой.

Как-то раз пошел Бедолага в поле пахать и взял с собой последнюю краюху хлеба.

Пашет, пашет, время уже за полдень, волы устали. Отпустил их мужик на траву пастись, а сам сел на меже, развязал узелок, посмотрел на краюху и задумался.

Был он добрый, работящий, жену и детей всей душой любил, ради них не покладая рук трудился, ради них горе мыкал. И вот посмотрел он на хлеб, вздохнул, завязал его опять в узелок и положил на место.

«Потерплю-ка я еще немного, поем перед тем, как домой идти. Тогда дома ужинать не стану — все жене и детям больше достанется», — подумал он. И опять за работу взялся.