Полтава
Шрифт:
— Шведов вывел из Лохвицы генерал Крейц, — толковал полковник. — Они, значит, оторвались от фельдмаршала Шереметева. С тем генералом — Мазепина казна. И ещё жёны мазепинских старшин, взятые заложницами за своих мужей. Король теперь стоит с главным войском между Лютенькой, Петровкой, Решетиловкой да Опошней. Вот куда порывается Крейц!
На кривом носу полковника забелел длинный рубец. Полковник сыпал предвидениями, будто шведам далеко не удрать.
— Ты только ввяжись в драку! Помощь подоспеет! — обещал он сотнику. — Это же казна! Я приведу казацтво! Посланы гонцы по сёлам и местечкам. Да, видишь, шведские гарнизоны
При слове «казна» в глазах полковника загорались золотые огни. Он стал важным паном, имеет охотный чин, но сам уже будто городовой полковник — властелин полковых земель и поместий. Воистину — поместий у него достаточно. Скоропадский, да и царь, не желают мазепинских богатств. Между есаулами слышатся разговоры, будто Галаган действительно сядет городовым полковником.
Сотня очень быстро добралась до Волчьего Яра. На холме замаячили высокие тополя — будто ряд выбежавших из села любопытных молодиц. Разбухший Псёл вертел чёрными пенистыми волнами. Денис догадывался, что шведы отыщут для переправы более надёжное место.
Петрусь уже несколько дней провёл в сотне брата. Зеньковские погреба вспоминались страшным сном. Галю отвёз к матери. Там, в лесу, вроде бы всем безопасней: и матери, и малому Мишку, и деду Свириду. Шведы окончательно оставили Гадяч... Вот лишь неспокойно на душе за батька Голого. Донимает мысль о парсуне... Да кого расспросить?
Тем временем из лесов и оврагов, из уцелевших хуторских хат навстречу вылезали хлопы. Кто садился на коня, кто пешком, но все, как один, двигались туда, где, считалось, будет переправляться враг.
— Где швед? — спросил Денис старого дедка, который, кажется, торопился не так быстро, как молодые его спутники.
Дедок не остановился для ответа, лишь крикнул, дёргая плечом под огромным блестящим топором.
— Под Савинцами! Все знают, а вы не знаете! Казаки, лихо мне!
Петрусь попытался подначить старика:
— Не страшно, дедуньо, с одним топором против шведа?
Строго и внимательно сверкнул взгляд из-под надвинутой на лоб бараньей шапки:
— Балакай, казак! Вон нас сколько! Мне лишь бы коника... Сеять пора, а они моего коня в обоз забрали. Бить их буду. У меня не вырвутся. И хату сожгли, сам в лесу ночую, как волк! А они в церквах сидят, будто в шинках! То уж вы там отнимайте мазепинское золото!
Денис узнал старика. Это же он показывал брод, когда охотные казаки удирали с Балаганом из шведского лагеря...
Сотник хотел напомнить о встрече, но старик побежал за товарищами, упрямо неся на врага топор. Среди торопящихся людей многократно слышалось слово «казна». Золото не давало покоя.
Денис — сотник бывалый. Но посоветовался с казаками. Все закричали, что следует торопиться под Савинцы.
— Возле Волчьего Яра не выстоишь ничего! А там — казна!
Денис всё-таки колебался: вдруг полковник знает, что шведы придут именно сюда, а их здесь никто не задержит. Если же они возле Савинцев, а ты с сотнею здесь — что тогда скажет полковник? Но Денис отважился на риск.
Сотня ещё раз обогнала деда с топором. Старик хватался за сердце, на казаков и не посмотрел, только хрипло крикнул:
— Быстрей, сынки! Когда я был таким, как вы, так ветер в поле обгонял!
Ещё на подходе к Савинцам заслышали стрельбу. Денис, выхватив из ножен саблю,
— Здесь...
Умерив бег, сотня обогнула невысокий холм с малой церковью между голыми деревьями. Казаки напряглись в сёдлах, не зная, за что хвататься: за пики, за сабли? Завидели, как бегут хлопы, чтобы спрятаться в овраге между красными камнями да за большими редкими деревьями. Дальше хлопы не отступали. Многочисленный шведский отряд на холме, окутавшись синим дымом, не подпускал их к броду. «Так-так», — прикидывал в уме Денис.
Взглянули на речку — берега низкие, но и здесь вода движется по льду. Местами в водоворотах исчезают колёса возов. Кони, пускаясь вплавь, отчаянно ржут. На берегу возы, сани, коровы, свиньи — всё то, что чужинцы награбили и теперь собираются забрать с собой. А что не в силах забрать, то жгут, бросают в бурную воду, уничтожают, лишь бы ничего не оставить настоящим хозяевам. Над берегом — невероятный гул. От церкви — звон. Там уцелели колокола.
— Эй! Эгей! — выскочили из оврагов хлопы, завидев сотню. — Добро погибает! Казна уже на том берегу! Казаки, помогите!
Шведов с холма столкнуть нелегко. Попробовала сотня, выхватив пики и страшно гикнув, напугать их — да с десяток казаков от меткого огня свалилось в грязь. Кровавя землю, сотня скатилась в овраг, к хлопам.
— Эх вы! — застонали хлопы, ругая казаков наихудшими словами. — Добро гибнет, а вы чешетесь! Мазепинцы вы!
Казаки приуныли.
Вдруг кто-то закричал:
— Что такое-е? Глядите! На реке...
Петрусь, возбуждённый неудачным налётом, посмотрел — и ему не просто уразуметь, что там такое. Чёрная высокая вода несёт огромный плот. Он, натыкаясь на льдины, останавливается, и тогда волны начинают взбивать вокруг брёвен белую пену, а сам плот начинает вращаться. На нём — столбы с перекладинами и с двумя, повешенными... Один висельник при жизни был очень мощным мужиком. Огромная голова перевесилась в петле, будто и сейчас покойник желает заглянуть куда-то мёртвыми уже глазами.
— Господи! — взмолились хлопы. — Враг проклятый. Что делает...
Петрусь пришпорил коня, подскакал к воде. Страшное зрелище — за несколько десятков саженей от берега. Это же... Ему сдавило горло. Он стащил с головы шапку и перекрестился:
— Батько...
Он узнал батька Голого. Лицо распухшее, иссиня-чёрное, усы перекошены, будто кто-то таскал батька за них перед смертью. А другой человек, тонкий телом, с золотыми окровавленными волосами, — жебрак Мацько. На белой доске чёрным цветом жирно выведено: «ГОСУДАРЕВЫ ПРЕСТУПНИКИ».
Петруся давили крик и слёзы... Вот чем всё завершилось... Вот какое гетманство судилось, какая воля простому народу.
— Так это шведы сделали? — слышалось позади.
— Куда там, — отвечали. — Вишь, государевы-ы преступники...
Денис тем временем понял, что атака в лоб не поможет. Пока хлопы кричали и молились перед мёртвыми людьми, которых медленно и торжественно проносила перед ними могучая река, пока они постреливали из оврага, отвлекая внимание врагов, сотня незаметно спешилась в лесу и с одними саблями да пистолями исчезла в овраге. Шведы на броде тоже приметили, что на них движется страшный плот, — закричали, забахали из оружия, тоже будоража свою заставу. Казаки приблизились на такое расстояние, что супротивнику уже нет возможности стрелять.