Полтора дракона для травницы, или Таверна «С любовью»

– Леди, леди, ваши братья вернулись! – на кухню влетела рыжеволосая горничная Розетта.

Вот ведь пирожки без начинки, что ж они так рано? Я с сожалением посмотрела на тесто, которое только что замесила. Вот и яблоки уж порезаны на красивые дольки, и воздушный крем ждал рядом на столе, и ягодки хвастливо искушали из миски. Осталось совсем ничего, познакомить все это друг с другом и отправить в дровяную печь.

Но братья строго-настрого запрещали мне готовить. Высокородной барышне, видите ли, не

по статусу. Узнают женихи - замуж не возьмут. Именно это братьев и беспокоило. Хотя если бы готовка гарантированно избавила от замужества, я бы с удовольствием даже поселилась на кухне!

– Вас велено в гостиную позвать, леди, - Розетта понизила голос. – Я сказала, что вы в своей опочивальне отдыхать изволите.

– Спасибо, Рози, - кивнула ей, и на лице служанки, обсыпанном веселыми конопушками, расплылась улыбка.

Да уж, приличной девушке положено или ничего не делать, или отдыхать от ничегонеделания, или мучить фортепиано, проверяя на крепость нервы всех живущих в доме, или разучивать скучные песни, пользуясь подвыванием собак всей округи в качестве аккомпанемента.

Вздохнула, вымыла руки и сняла фартук. Поправила светлые волосы, глянув в зеркальце на стене. В голубых глазах танцевала тревога. Пышнотелая повариха, которую за глаза звали Колобком, заняла мое место у стола и продолжила колдовать над пирогом. Пойду узнаю, что понадобилось братьям. Хотя и без того догадываюсь.

Коридор с повизгивающими под ногами половицами вывел к гостиной. Остановилась в дверях, рассматривая мужчин. Одним из них был Руфус, мой старший брат, стоявший у камина. Серьезный, вечно хмурый шатен с глубокими морщинками на переносице глядел на всех будто на детей, которые напроказили, а теперь со страхом ждут наказания.

Да он на весь мир так взирал, всегда находя причину для недовольства. С ним нельзя было делиться радостью, ведь Руфус с упорством даже в хорошем находил кучу недостатков и отлично умел подпортить тебе настроение, заставив счастье улетучится без следа. За глаза его звали Генералом.

Я перевела взгляд на Ральфа, второго брата, перебиравшего ноты на фортепьяно. Немного женоподобный, мягкотелый изнеженный блондин, у которого даже щетина на лице не росла, никогда не имел своего мнения, во всем полагаясь на старшего. Стоило что-то спросить у младшего, как его невинно голубой взор тут же обращался к Руфусу. Ральф в совершенстве умел поддакивать, соглашаться и терпеть не мог выбирать. Даже необходимость решить, какой гарнир взять за ужином к мясу делала его глубоко несчастным. За это он и получил кличку Подпевала.

Братья были разными, но в общем и целом, неплохими. Никогда меня не обижали, защищали и помогли пережить гибель моей матери, которая была им мачехой, а затем и смерть нашего общего отца. Если бы они не зациклились на моем замужестве, мы мирно жили бы и впредь. Но, как говорит наша повариха, нашла коса на камень и тю-тю. Полнейшее тю-тю моему спокойствию и нормальной жизни.

Я посмотрела на третьего, сидящего на коричневом диване. Смущенно улыбающийся русоволосый парень был мне не знаком. Наверняка очередной жених. После смерти нашего отца братья упрямо хороводом водили в дом своих друзей. Один за завтраком, второй за обедом и трое к ужину. Как тут аллергию на мужчин не

заработать, скажите на милость?

Я жаловалась, просила, умоляла и даже угрожала – но все как мертвому припарка! Братья продолжали приглашать гостей. Вот прямо с упорством ребенка, который подбирает в подворотнях котят и щенят – в надежде, что хоть кого-то ему разрешат оставить. Иногда казалось, что они уже просто на улице холостяков отлавливают и за шкирку тащат в наш дом! И это было неспроста.

Тяжело вздохнув, я выдала себя.

– Алина, подойди, - велел Руфус. – Познакомься, это Роберт Макинтош, - указал на подскочившего русоволосого. – Его отец…

Последовала подробная характеристика состоятельности претендента и его отличной родословной. Длиннее только у охотничьих собак с элитной псарни лорда Катарни. Но я все же пропустила ее мимо ушей. Замуж в мои планы не входил. Мне хотелось совсем другого. «Хватай фату, бежим жениться!» - не мой случай.

– Р-рад познакомиться, лед-д-ди М-мардж-жер-рит-С-сэйнт-т-т! – дробно выдохнул гость, будто шарики рассыпав по полу.

– Он немного заикается, когда волнуется, - пояснил Ральф, отложив ноты и подойдя к нам. – Но Бобби отличный парень, можешь мне поверить. По нему сохнут все девушки! – взгляд младшего брата устремился к старшему - в поисках подтверждения, что все сказал правильно, как и велено.

– Рада знакомству, - улыбнулась кавалеру, и его белое лицо пошло пурпурными пятнами. – Руф, с ним все в порядке? – забеспокоилась я. – Может…

Договорить не успела – жених протяжно выдохнул с тонким полустоном, как лягушка, которую переехала карета, и начал мягонько оседать к моим ногам. Сложился уголками, как рулетка, и замер бездыханно, приняв горизонтальное положение.

– Ну, еще претенденты есть? – осведомилась я, убедившись, что Бобби все же дышит. – Или все, жертвы закончились?

– Алина, не язви! – раздраженно отозвался Руфус, сильнее обычного хмурясь.

– Вот именно, не язви! – поддакнул наш Подпевала. – Ишь, моду взяла!

– Хочешь ты того или нет, сестра, - тяжелый взор старшего лег на мое лицо, - но тебе придется выйти замуж. Мы долго терпели, - в глазах зажегся недобрый огонек, и все внутри меня екнуло от плохого предчувствия – будто иглой укололи в сердце. – Но наше терпение не безгранично.

– Вот именно, не безгранично, - Ральф не упустил случая воспользоваться паузой. – Сколько можно терпеть твои выкрутасы?

– Или ты сама выберешь будущего мужа, - прозвучало громом среди ясного неба, - или станешь женой того, кого выберем мы, поняла? – Генерал сурово нахмурился.
– Даем тебе на все про все один день! Разговор окончен!

Дождь колотил по карнизу, будто гамму на фортепьяно разучивал. И заодно отвлекал меня, нервно меряющую комнату шагами. Ультиматум, который предъявили братья, по-настоящему напугал. Я знала Руфуса, его слово было прочнее валунов, которыми выложена набережная в нашем городе. А мои протесты, истерики, упреки стали бы всего лишь злыми волнами, что разбиваются о камни, не в силах сдвинуть их с места.