Полтора дракона для травницы, или Таверна «С любовью»

Амеличева Елена

Если Альгат выживет, то я вытрясу из него правду о моей матери, любой ценой!

Глава 70 Письма

Альгат, и правда, был плох. Он лежал в богато обставленной спальне, на роскошной кровати со спинкой, на которой был выточен лев, и корчился от боли. Вокруг стояло зловоние. Скажем так, наружу вышло все то, чем этот мужчина был наполнен до краев. Внутреннее содержимое его натуры выбивало слезы из глаз,

но такова участь лекаря, мы дышим далеко не розами во время работы.- Подожди в соседней комнате, - попросила я супруга, позеленевшего от этого «аромата».

– Пойдемте, лорд, мы вас с комфортом разместим, - слуги засуетились вокруг моего великана.

– Все будет в порядке? – он с подозрением уставился на меня.

Напряженный, готовый броситься на любого и порвать в клочья.

– Со мной – да, - заверила его и, когда супруг ушел, раздернула шторы и распахнула окно.

О, какое же блаженство дышать свежим воздухом, да еще и напоенным ароматом цветов из сада! Неплохо, кстати, устроился этот божий человек, по сану обязанный презреть богатство. Целое имение себе отгрохал. На какие, любопытно, средства? Вот Григорио тоже проживает в особняке, но он ему достался в наследство, так как родители были состоятельными дворянами. А у Церона откуда такое счастье?

– Пришлааааа… - протяжным стоном донеслось с кровати, прерывая мои размышления.

– Не хотела, - я повернулась и посмотрела на него. – Но вы знаете, что случилось с моей матерью. А вам нужна помощь лекаря. Так что давайте баш на баш, как говорится.

– Не дождешься, - он скривился и шумно выпустил булькающие газы.

– Тогда зовите других для лечения. Поставят вам пиявок, натрут дерьмом, кровь пустят. Примочки из мочи девственниц сделают. Это нынче в моде. Глядишь, и мучения ваши прекратятся – потому что помрете!

– Ведьма!

– Сам такой! – не осталась в долгу. – Придумывайте, чем перед Господом оправдываться будете. Натворили зла немерено, в рай точно не пустят, так и знайте!

– Уговорила, - пробурчал, сверля меня глубоко запавшими глазами, полными ненависти.

– Тогда говорите, - поставила на широкий подоконник чемодан матери – тот самый, дьявольский, как кричал на суде Альгат, и принялась микстуру смешивать. – Я слушаю очень внимательно. И учтите, про то, что королева родила дитя не от супруга, мне прекрасно известно!

– Откуда?! – потрясенно ахнул церковник.

– Так ведьма же, сами говорили. Ну, облегчите свою душу хоть немного, говорите.

– Нечего особо говорить, - он жадно посмотрел на стеклянную колбу, в которую я добавляла настойки. – Убрали твою мать, так как слишком много знала. Племяш королевы лично удавил ее. – Гад ухмыльнулся, он явно с радостью это высказал.

Я так сжала емкость, что она треснула, и содержимое хлынуло под ноги.

– Потом убивец этот на исповедь сходил к твоему обожаемому Палау, - продолжал мерзавец. – Покаялся.

– Но тот грехи не отпустил и за это оказался

сослан из столицы к нам в Лаверн? – предположила едва слышно, достав новую колбу из чемодана.

– Принципиальный он, - кивнул Альгат. – Потому и сидит тут, хотя мог такую карьеру сделать, все бы от зависти подохли!

– Вы сами-то как тут очутились, в изгнании? – покосилась на него.

– Тоже из-за твоей матушки, - признался он, корчась от болей в животе. – Письма в те дни пропали из будуара королевы. Обнаружили уже после того, как твою мать отправили в ад. Поняли, что она украла. Думала, видать, что страховкой это ее будет, что не убьют тогда. Но прогадала, стерва.

Я сжала зубы, так хотелось отвесить ему тумака! Но сдержалась. Вместо этого спросила:

– Что за письма?

– Переписка королевы с отцом того ребенка. Важные бумаги, очень. Ибо батюшка того бастарда далеко не самый простой человек!

И тут интрига. Я закончила мешать микстуру.

– Велели мне найти ту переписку. Но она как сквозь землю провалилась! – мерзавец сжал кулаки. – Кроме как на твою матушку, думать не на кого было. Но куда она бумаги те злополучные дела – до сих пор тайна! И ведь не выпускали ее из будуара никуда. Нужду и то в горшок справляла. Еду приносили-уносили. Но писем и след простыл! За то меня и турнули сюда!

Вот, значит, как. Я подошла к зловонному «свищеннику» и протянула лекарства.

– Фу, воняет, - начал привередничать.

– Не больше, чем от вас, - парировала, не став жалеть – не заслужил. – Пейте.

– Отрава, поди, - прищурился, пытливо вглядываясь в мое лицо.

– Пейте, - устало вздохнула, - хватит привередничать, не маленький.

Он сам по себе яд, а не человек, такого и мышьяком не возьмешь, хоть килограмм ему скорми!

– Все этот служка виноват, гаденыш! – прошипел злобно.

– О чем вы? Сами воду выпили, а теперь виноватых ищете?

– За дурака меня держишь? – фыркнул он. – Велено было мальчишке тому ковшик с водой хорошей на берегу в травке припрятать. Зачерпнуть, стало быть, один, а подать мне другой. Его я и должен был выпить. Стал бы я водой из речки на самом-то деле травиться!

– Хитропопых никто не любит, - пробормотала со смешком. – Принимайте уже лекарство, хватит на него любоваться!

Альгат попробовал микстуру, скривился.

– Пейте, коли жить хотите! – повысила голос.

Бурча, послушался, влил ее в себя и спросил:

– Теперь что?

– Будем ждать, когда за вами явятся, - съехидничала с удовольствием и уселась в кресло у раскрытого окна.

– Кто? – попался гнус.

– Как кто? – усмехнулась. – Ангел Смерти, разумеется!

Ночью меня разбудил хрип. Подскочила к кровати священника, вгляделась в багровое лицо, покрытое кровоточащими язвами.

– От…раааа…вила! – выплюнул он, пытаясь схватить меня. – Вееедь…ма!