Полтора килограмма
Шрифт:
Я попросил дворецкого принести оставленную на террасе прессу. В надежде, что чтение отвлечет
меня от навязчивых мыслей о мексиканке. Развернув первое попавшееся в руки издание, и уперев в текст
невидящий взгляд, я некоторое время даже верил в то, что действительно занимаюсь чтением. Взгляд снова
и снова пробегал по одной и той же строке. «Черт, получается, что мне придется целых два года терпеть эти
критические дни, перепады настроения и косые взгляды близких мне людей.
пару лет и махнуть в Грецию? На Крите ждет прекрасный дом, где меня никто не будет рассматривать как
букашку под микроскопом! Отсижусь там до следующей операции и вернусь на Кейп-Код уже полноценным
мужчиной». Я вообразил, как бабушка мексиканки поведет себя после удачной трансплантации, ведь она
по-прежнему будет видеть во мне свою внучку. Однако проявление родственных чувств с ее стороны станет
настоящей пыткой. Как принимать навязчивую любовь и заботу от постороннего для меня человека? Нет,
придется точно бежать!
Я отложил газету. К бортику подплыл слегка запыхавшийся Джим:
– Пап, ты ничего не хочешь мне рассказать? У тебя вид человека, сбившего пешехода и скрывшегося
с места аварии. Кто тебе звонил во время обеда? Я же вижу, что ты чем-то взволнован, – не сводя с меня
подозрительно прищуренных глаз, спросил сын, поднимаясь из бассейна.
Я уже и сам чувствовал необходимость поделиться с Джимом сложившимися обстоятельствами.
– Том нашел донора, но это женщина, – выпалил я и замолчал, позволяя сыну самому представить
масштаб предстоящих перемен с его отцом.
Джим обтирался полотенцем, а услышав новость, замер.
– Что за бред!? Надеюсь, ты отказался? – осторожно спросил Джим.
Я молчал, боясь разочаровать его.
– Пап, ты меня пугаешь! Ты, что, согласился? – Джим просто испепелял меня взглядом.
– Думаю над этим вариантом, однако только с условием, если в дальнейшем будет возможность
сделать операцию по смене пола. Присядь, пожалуйста, – теребя в руках газету, я указал ему на кресло
напротив.
– Папа! Ты себя слышишь? – глаза Джима расширились от возмущения, он почти перешел на крик.
Немного помедлив, он все же сел напротив.
– Примерно так же, как ты сейчас, я отреагировал на предложение Тома, – я чувствовал, что
оправдываюсь перед ним, тем не менее, для меня было важно, чтобы он понял мое нынешнее состояние.
– Я негодовал, мне казалось надо быть подлецом, чтобы предлагать такое! Когда ярость прошла, я
попробовал проанализировать ситуацию. Я жду донора уже восьмой месяц, и это первый, который
соответствовал нашим требованиям. Когда появится второй, одному Богу известно!
Я замолчал, пытаясь справиться с жалостью к самому себе:
– Так
помятую газету, – сердце всё чаще дает сбой. Таблетки практически не выпускаю из рук. Все четыре года я,
как одержимый, вынашиваю свою идею, свою мечту, и будет так глупо, если в итоге так и не успею
воспользоваться ею.
Джим взял меня за руку:
– Пап, вот увидишь, у тебя все получится, только не надо спешить! Не соглашайся на операцию
сейчас! Дождись, когда будут доработаны все прошлые недочеты. К тому времени обязательно найдется
подходящий донор! Ну подумай сам, как ты будешь чувствовать себя в теле женщины? Как мне, твоему
сыну, жить с этим? Постороннюю женщину называть отцом или уж, может, сразу называть тебя мамой? —
Джим начинал опять заводиться. – Да над нами все будут смеяться!
Я понял, что зря рассчитывал на поддержку сына. Его возмущение и насмешки странным образом
19
подтолкнули меня проявить упрямство и поступить по-своему. Тоном, не терпящим возражения, пришлось
прервать его причитания:
– Я не стану отказываться от этого донора! Хотя и даю тебе слово, что постараюсь на максимально
длительный срок отложить операцию. Но, когда наступит та грань, за которой уже может быть поздно, не
задумываясь, соглашусь! Конечно, если к тому времени не появится другой донор.
– Вот увидишь, он появится, – дружески похлопал меня по плечу сын и, поднимаясь из кресла,
добавил: – Поднимусь к себе, надо немного поработать. Через три часа едем в клуб, ты мне обещал! —
сделал он ударение на последних словах, выразительно приподняв одну бровь, давая понять, что мне не
удастся увильнуть.
Сын ушел в дом. А я, наконец, расслабился, удовлетворенный принятым решением, и не заметил, как
организм, измученный ночной бессонницей, без сопротивления сдался в плен сну. Дом находился далеко от
автострады, поэтому тишину нарушали только крики чаек, напоминающие вопли безумных женщин, к
которым, впрочем, я уже давно привык.
Мне удалось поспать почти два часа. Всё это время верный Патрик периодически подходил, чтобы
удостовериться, дышу ли я. Его забота в данной ситуации вызывала у меня чувство благодарности и горечи.
Не хотелось думать о себе как о человеке, которого каждый раз в неподвижном состоянии принимают за
мертвеца.
В холле часы пробили шесть раз. Я, проклиная свою уступчивость перед сыном, поднялся с дивана и
поплелся в дом. Лифт перенес меня на второй этаж. Я быстро принял душ и направился в гардеробную.