Полтора килограмма
Шрифт:
чрезмерно лаконичен.
– С бизнесом всё идет так, как и должно быть! – безмятежно улыбнулся сын. – В двадцатых числах
приходит новая партия «Ferrari berlinetta», через месяц лечу обратно, есть еще пара контрактов, требующих
более тщательной проработки. Слушай, звонил Шон Бирн – парень с моего курса, ну, ты должен его
помнить, рыжий такой, он еще свалился в бассейн на моем двадцатилетии. В него одно время была
влюблена наша Джес.
Я кивнул, поняв,
заставить меня пару дней вспоминать этого Шона.
– Он сегодня женится на какой-то юной красотке, – продолжил Джим. – Ужасно не хочу ехать туда
один. Может, составишь мне компанию, я его уже предупредил, Шон будет рад тебя видеть. Поедем вместе,
а? – с мольбой в глазах Джим ждал ответ.
Я поморщился и с виноватой улыбкой покрутил головой из стороны в сторону, что означало «ни за
что».
– Там будут Сендлеры, Кевин Абель, Джон Боггарт, пап, ну ты же с ними отлично ладишь, —
продолжал настаивать сын.
– Да уж, просто террариум единомышленников. Меня же там на части разорвут! – оправдывался я.
– После моего публичного заявления пришлось отключить телефон. Думаю, все эти старые денежные
мешки уже в мечтах устроили кастинг на лучшее тело донора для себя. Теперь им не терпится узнать, когда
же я, наконец, лягу под нож, чтобы посмотреть, что из этого получится.
– Ты прекрасно знал, что тебя ждет! Я тебе говорил, что ты спешишь! – сверкнув глазами, повысил
голос сын, пользуясь возможностью упрекнуть меня. Джим был вспыльчив, как и я, но также легко остывал.
– Открытия в области медицины это замечательно! Но зачем самому становиться подопытным кроликом,
отец? Можно найти пару безнадежно больных и прооперировать для начала их, – с мольбой глядя на меня,
в ожидании ответа замер Джим.
– А как ты будешь смотреть в глаза родственников, когда эти люди умрут на операционном столе?
Ведь они бы могли прожить еще несколько дней или месяцев, а ты отнимешь последнее, что эти несчастные
имели! – я заводился от того, что сын не понимает той мысли, которую я хочу до него донести. – Зачем
кого-то искать? Я и есть безнадежно больной!
– Вот только не надо прикрываться плохим самочувствием, ты просто слишком мнителен, – уже
смягчившись, продолжил Джим, вероятно вспомнив, что мне нужно избегать волнений. – Думаешь, я не
заметил, как ты распушил хвост, флиртуя с журналисткой? – заговорщицки подмигнул мне сын.
– Человек, у которого болит внутри, всегда делает музыку погромче, уж так он устроен! Женщины
любят, когда ими восхищаются. От меня же не убудет,
подозрений сына. – Согласись, она очень хорошенькая и далеко не глупая.
– По мне, так обычная. Ты не увиливай от ответа, едешь со мной или так и будешь теперь жить
затворником? – не отступал Джим.
– Возьми с собой Тэда или Оливера. Оставь старика в покое, – взмолился я.
– Пап, тебе надо встряхнуться, не хорони себя в этих стенах раньше времени. Мы так давно не
выбирались с тобой куда-нибудь вместе, – Джим, не сводя с меня напряженного взгляда, ждал ответ.
– Ну, хорошо, – нехотя согласился я, понимая, что сын прав и, может быть, действительно это будет
наш последний совместный выход.
17
– Вот и отлично! Я планирую поплавать, не хочешь спуститься со мной к бассейну? —поднимаясь из
кресла, предложил Джим.
– Идем.
Я последовал за ним, слушая, как он взахлеб расхваливает достоинства «Ferrari berlinetta». Мы
миновали светлый коридор второго этажа, стены которого украшали сотни маленьких лампочек в виде
прозрачных капелек воды, беспорядочно разбросанных в верхней части стен. В дневное время они
создавали иллюзию влаги. В вечернее время их мягкий свет придавал серо-голубым стенам какое-то особое
нежное свечение, наполняя пространство чистотой и бодрящей свежестью океана. Это был мой
дизайнерский вклад в оформление дома. Таким образом, каждое утро, направляясь к себе в кабинет,
комнату для совещаний или в тренажерный зал, бойкотируемый мною последние годы, я получал деловой
настрой и заряд бодрости. Коридор правого крыла дома, напротив, был выполнен в светло-зеленых тонах,
всё с теми же каплями-светильниками, в этой цветовой гамме уже напоминающими утреннюю росу на
листьях растений. В этом крыле располагалась моя спальня, библиотека, джакузи, сауна, – словом, всё то,
что должно настраивать идущего по коридору на предстоящий отдых. В холле к нам присоединился Винчи.
Он нехотя поплелся следом, осуждающе взглянув на нас, словно говоря: «И хочется вам в такую жару
выходить из прохладного дома!»
Бассейн голубым полумесяцем обнимал дом со стороны океана. Его длина составляла тридцать два
метра, и задуман он был для тренировок, которые устраивал Джим, приезжая ко мне в гости. Рядом
находился еще один круглый бассейн, который предпочитали для своего отдыха менее спортивные люди, к
коим относил себя и я. Элизабет, моя вторая жена, установила ряды белых мраморных вазонов с розами,