Полукровка. Эхо проклятия

Константинов Андрей Дмитриевич

— По рукам, — поспешно согласился Габузов и отключился.

В своем деле Толян был блестящим профессионалом и настоящим мужиком. Кстати сказать, для дела, которому он посвятил свою жизнь, второе качество было не менее важно, чем первое. Однако в часы роковые подпития он частенько делался абсолютно невыносим. «Нет, так жить… вернее, так пить нельзя», — философски заключил Габузов, после чего в течение десяти минут ополовинил остававшуюся у него половинку и отправился на боковую. Ибо утро вечера… трезвее.

Глава двенадцатая

Джеймс Бонд пробуждается

Следующим утром Сергей Эдуардович с тяжелой «подразбитой»

головой сидел в своей свежевыкрашенной а-ля мечта токсикомана адвокатской каморке, вперившись в экран монитора и сосредоточенно раскладывая пасьянс «косынка». Пасьянс на раскладывался, что, впрочем, было неудивительно: в последние несколько недель у Габузова толком вообще ничего не складывалось. Что там говорить, если он умудрился запороть даже не стоящее выеденного яйца дело о разделе имущества четы Красиловских. Разведенная мадам наябедничала Михал Михалычу, что его подчиненный не проявляет должного рвения и до сих пор не провел кадастровую съемку участка имения под Зеленогорском, который опостылевшие друг другу супруги пытались ныне раздербанить с наилучшим для себя результатом. Закавыка заключалась в том, что каждый из экс-супругов желал, чтобы в противоречие со всеми законами математики площадь оспариваемой территории делилась на два не ровно, а с остатком. Причем желательно, чтобы остаток этот был как можно внушительнее. В итоге шеф распорядился передать это дело безвременно слезшему с Уральских гор Швербергу. Илья Моисеевич, в отличие от Габузова, умел не только делить неделимое, но и умножать на ноль (опять-таки с остатком, но здесь уже причитающимся лично ему).

Ну да и наплевать. Вовсе не эта беда в последнее время тяготила душу и занимала все мысли Сергея Эдуардовича. Ему не давала покоя история таинственного исчезновения госпожи Головиной. Габузов не понаслышке знал, что внезапно свалившееся на голову богатство во многих случаях способно очень сильно изменить человека, вплоть до полной неузнаваемости, однако ему отчего-то хотелось верить, что Самсут Матосовна Головина в данном случае редкое, а потому весьма приятное исключение. Вот только сейчас у него не было никакой уверенности в том, что потенциальная наследница огромного состояния пошла (или все-таки улетела?) по правильному следу.

Тем временем на экране монитора туз пик снова оказался под двойкою же пик. Сергей Эдуардович чертыхнулся, щелкнул мышкой меню «сдать карты», но в этот момент в кабинет вошла секретарша Лариса. Втянув миниатюрными, как и все остальное у нее (за исключением бюста), ноздрями ядовитый запах невыветрившейся краски, она было поморщилась, но затем, придав своему личику должную деловитость, заявила:

— Сергей Эдуардович, шеф распорядился, чтобы дело Блендеевой вы закончили до конца этой недели. Михал Михалыч просил передать, что в противном случае он вынужден будет сделать в отношении вас соответствующие оргвыводы.

Теперь настала очередь морщиться Габузову:

— А к чему, собственно, такая спешка? Насколько мне известно, она еще не внесла в кассу всю сумму аванса? Что-то не припомню, чтобы за шефом водилась такая слабость, как любовь к домашним животным.

В ответ на это Лариса слегка понизила голос и доверительно сообщила:

— Эта полоумная Блендеева со своими кошками где-то раздобыла домашний телефон Михал Михалыча и теперь каждый день достает его и его жену звонками. Требует, чтобы они держали ее в курсе и регулярно информировали ее о том, как движется дело. Потому что, — здесь Лариса насмешливо скосила глаза в сторону

Сергея Эдуардовича, — …потому что, по ее мнению, «адвокат Габузов проявляет явную некомпетентность либо сознательное нежелание заниматься проблемами простых людей». Но поскольку она, Блендеева, платит нам немалые, — здесь Лариса не удержалась, хихикнула, — деньги, то требует от начальника адвокатской конторы должного уважения к ее особе… Можете представить себе реакцию шефа?

— Могу, — автоматически кивнул Габузов, лишний раз убедившись, что в этой конторе ему отводят место не многим выше блендеевских кошек. — Хорошо, Лариса, я понял и принял к сведению. Передайте шефу, что постараюсь оправдать высокое доверие.

Лариса снова хихикнула и, развернувшись как на шарнирах, удалилась, покачивая бедрами. В лучшие времена это покачивание доставило бы Габузову, равно как любому нормальному мужику, мимолетное эстетическое удовольствие, однако нынче на дворе времена стояли далеко не лучшие. Поэтому он проводил секретаршу всего лишь чуть слышным: «Вот с-с-стерва!» После чего с неудовольствием свернул пасьянс и полез за сигаретой.

Закурив, Сергей немного успокоился, вздохнул и, печально констатировав: «Кто в кони пошел, тот и вози», — окинул взглядом территорию кабинета в поисках местонахождения папки с корешком «Блендеева А. И.». Таковая не обнаружилась. После минутного раздумья Габузов вспомнил, что оставил эту папку в месте своего временного прибежища, то бишь у Шверберга. Делать нечего — пришлось докурить, заставить себя вылезти из кресла и отправиться в самое логово конкурента в охоте за наследством.

* * *

Сергей Эдуардович подошел к массивной двери с табличкой, гласящей: «Адвокат Гильдии российских адвокатов, специалист по уголовным, административным и гражданским делам, кандидат юридических наук Шверберг Илья Моисеевич». «Человек и пароход», — додумал окончание Габузов и, деликатно постучавшись, толкнул дверь.

— …А я еще раз вам объясняю, что меня не было в эти дни в городе, и я физически не мог проконтролировать ее отъезд… Да… Конечно, отправил. Мой человек ждал ее в Стокгольме, при посадке на паром. Согласитесь, то была идеальная возможность разом решить все наши проблемы. Но к отплытию она так и не явилась…

Только сейчас, целиком поглощенный телефонной беседой, Шверберг увидел застывшего в дверях кабинета Габузова и, слегка скривившись, изобразил жест, означавший: «Зайдите позже, коллега, право слово, сейчас не до вас».

Но и Сергей Эдуардович был, что называется, не пальцем деланный. Поняв, что разговор идет о Самсут Матосовне, Габузов вознамерился дослушать его до конца. А потому, моментально «включив дурака», сделал вид, что расценил жест Шверберга как просьбу подождать. Он бесцеремонно плюхнулся на стоящий у входа диванчик и скорчил подобающую в таких случаях гримасу. Мол-де, «ничего-ничего, занимайтесь своими делами, коллега; а мне не к спеху, я подожду».

Илья Моисеевич зыркнул на него уже с откровенной злобой, однако блаженно-идиотское выражение габузовского лица не оставляло никаких шансов на конфиденциальность, а потому Шверберг вынужден был продолжить свое общение с неизвестным абонентом:

— …Вы же умный человек и должны понимать: где мы — а где Швеция!.. Да, мы принимаем все меры. Как раз сейчас появилась любопытная зацепочка, постараемся ее потянуть… Да, я признаю, что в данном случае есть и моя вина, но лишь отчасти, не более… Все, извините, ко мне пришли люди, и мне не слишком удобно…