Полукровка. Крест обретенный
Шрифт:
— О, бабушка! — только и прошептала Самсут, и на талию ей лег легкий, чеканный, отливавший всеми цветами радуги серебряный пояс. И тотчас в фигуре новоиспеченной невесты появились и законченность, и грация.
— А теперь голова! — и голову Самсут облек тонкий шелковый платок под названием пали, который Карина раздобыла у кого-то в общине. Платок был старинный, расшитый мелким цветочным узором и обрамленный кружевами, которым возраст придавал благородный цвет слоновой кости. Потом Сато подала ободок с вышитой лентой, прижавший платок, который лег, как влитой. На шею, холодя, опустилось давно
— Славное ожерелье, — оценила Сато. — Старое, сразу видно работу мастеров с берегов Ерахса! — с этими словами величественная старуха снова поднялась, ушла в комнату и, вернувшись, обрызгала Самсут водой изо рта. — Это чтобы каджи 30 не тронули, святой водой с Афона ограждаю тебя.
Наконец, Самсут смогла посмотреть на себя и сама — и на нее глянула из зеркального проема какая-то незнакомая прекрасная женщина, в больших глазах которой светились надежда, благодарность и любовь.
Вошедший в комнату Габузов только ахнул.
Все близлежащие к Армянской церкви Святой Екатерины места были заполнены машинами и любопытствующими, а уж во внутреннем дворике было и вовсе не протолкнуться. Стоял глухой сдерживаемый говор на множестве языков, и выходившей из машины под руку с Габузовым Самсут показалось, что они словно бы окунулись в какой-то странный древний мир смешения языков, в котором сама она — единственная и несравненная владычица. Из глубин памяти неожиданно всплыли строки старинного церковного песнопения, которое Маро изредка напевала. Бабушка и сама-то его слышала лишь в глубоком детстве, когда еще со своей матерью ходила в церковь.
— Тайна глубокая, непостижимо ты безначальна! Ты украшаешь горние царства, словно предвестие недоступного света. Ты украшаешь великою славой и блескомВоинство сил светоносных…
До начала церемонии оставалось еще немного времени. «Безлошадные» гости, которых здесь было большинство, спешили избавиться от свадебных подарков, дабы войти в храм с пустыми руками и с открытым сердцем. На правах шафера, Толян решительно отсек дарителей от брачующейся пары и приказал складывать дары в багажник свадебного лимузина — к машине тут же выстроилась немалая очередь. Заядлый курильщик Матос, потянул без пяти минут зятя за рукав, предлагая «пыхнуть по последней холостяцкой». И хотя Сергею очень не хотелось даже на несколько минут расставаться со своей возлюбленной, желание отца было законом. Да и нервишки, в общем-то, тоже требовалось слегка успокоить.
Ошеломленная, близкая к полуобморочному состоянию невеста, не успевала принимать поздравления и поцелуи — родные, знакомые, незнакомые лица мелькали перед ней словно в калейдоскопе. Самсут не успевала их запоминать, поскольку в эту минуту она не чувствовала ничего, кроме переполняющего ее неправдоподобного, безбрежного чувства счастья.
— Царю что дам я, с ним что схоже, с его зеленым солнцем схоже? Не гамаспюр ли, что не вянет, не вянет, с этим солнцем схоже?
Самсут вздрогнула, услышав некогда запавшие в сердце строки, и
— Это вы?! — прошептала потрясенная Самсут. — Я… Я столько дней и ночей думала о вас. Я… Я даже не знаю, как вас…
— Тсс! — тихо произнесла блаженная и приложила сухонький старческий палец к губам. В следующую секунду этим же пальцем она молча указала в сторону свадебной машины. Самсут обернулась: какой-то мужчина, отстояв свою очередь, аккуратно присовокупил к растущей горе подарков небольшую белую коробку, перевязанной алой, цвета крови лентой, и, продираясь сквозь гостевую толпу, быстро зашагал прочь, в сторону Невского. Близоруко всмотревшись, Самсут явственно разглядела знакомый шрам на правой скуле.
— Сережа! — испуганно закричала она, и Габузов, отбросив сигарету, в несколько прыжков подскочил к ней.
— Что случилось, милая? Да на тебе лица нет!
— Вон там! Человек уходит, видишь?
— Где уходит? Кто уходит? Никого не вижу. По-моему, наоборот, все идут только сюда.
— Это был он!!
— Да кто он?
— Человек со шрамом. Богомолов. Ты еще, кажется, называл его танкистом.
— Ф-фу! — облегченно выдохнул Габузов. — Успокойся, тебе просто почудилось. Нет и не может здесь быть никакого Танкиста, поскольку в настоящее время он находится за тысячи километров отсюда, в тюрьме в Оверни. Это всё от нервов…
— Да нет же, говорю тебе, я узнала его! — Самсут беспомощно сжимала в руках букетик невесты, с ужасом думая о том, что Сергей и вправду может ей не поверить. — Это был он! Он положил в машину белую коробку, перехваченную алой лентой… Бабушка, ну хоть вы ему скажите! — она судорожно покрутила головой по сторонам, но старухи-армянки уже нигде не было. — Сережа, ну что же ты?! Ведь ты мой муж! Ты обязан, ты должен мне верить!
— Ну, хорошо, — растерянно пробормотал Габузов. — Подожди здесь, я сейчас… Толян! — быстро подошел он к приятелю, который в данный момент был занят наведением мостов с красоткой Ануш. В роли переводчика любезно выступал сам мсье Шарен. — Ты мне нужен срочно! И ты Шарен тоже!
— Чего, пора начинать? — проворчал Толян, нехотя покинув общество парижанки.
— Да-да, Сергей. Я тоже так считаю, пора, — подтвердил Шарен. — Если подтянется еще хотя бы десяток опаздывающих гостей, мы все просто не поместимся внутри.
— Погоди, Шарен. Скажи лучше, какая последняя информация у тебя имеется по русскому киллеру со шрамом.
— А, так ты в курсе? — помрачнел лицом Шарен.
— В курсе чего? — напрягся Сергей.
— Извини, просто не хотел до свадьбы рассказывать… В общем, этот ваш русский оказался чертовски удачливой канальей: две недели назад ему удалось сбежать при перевозке из Оверни в Париж. Его сейчас активно разыскивают, но…
— Что «но»?
— Есть сведения, правда, пока еще не вполне подтвердившиеся, что ему удалось покинуть Францию.
— Зашибись! И это называется европейская полиция! — мрачно констатировал Толян. — Теперь всё, пиши пропало. Хрен ты его где найдешь.