Полукровка
Шрифт:
– Нечего было особенно выворачивать. Если речь идет о бытовой местечковой культуре, ее разворотили прогресс и просвещение. Вы уж меня простите, но Гаскала – это не двадцатый век. Строго говоря, ассимиляция началась в девятнадцатом. Сделала свое дело: и язык, и религия, и Талмуд. Короче говоря, потеря идентичности. Пускай частичная...
– А высокая культура? Тоже закончилась? Но это просто смешно! А ты что молчишь? – первая девица пихнула в бок своего соседа.
– Почему молчу? – бородатый молодой человек заговорил тихим голосом. –
– Слушаю... – она передразнила. – А ты не слушай. Возьми и скажи.
– Да что говорить, – он пригладил бороду. – Мандельштам и Пастернак, Левитан и Мейерхольд. Все они – плод еврейского Просвещения. Еврейская кровь вливалась в русскую жизнь. Вспомните начало двадцатого века. Что это, как не русско-еврейский ренессанс?
– Вот-вот, – его соседка оглядывалась победно. – Эта культура развивалась вместе с русской, а значит, и пострадала наравне.
– Еврейский Серебряный век – в истории культуры это вообще особая страница, – бородатый продолжал раздумчиво. – Возьмите в руки русскую Еврейскую энциклопедию. Какой уровень! Ну, а что касается ассимиляции, – он обернулся к Вениамину, – тут вы, пожалуй, правы. В духовном смысле, я повторяю, в духовном смысле советские евреи, так сказать, – полукровки... Если не все, то многие.
– Вот именно, – девица, сидевшая рядом, снова перебила. – Поэты и писатели, евреи по крови, творят на русском языке. Вспомните...
Тут все заговорили наперебой, приводя фамилии, но Маша больше не слушала.
«Еврейская энциклопедия». Перед глазами стояло полустертое тиснение.
– Простите меня, – она сказала и удивилась наступившей тишине. – То есть... Я хочу сказать... Русская и еврейская... Все-таки не одно и то же. Я видела эту энциклопедию. Дореволюционное издание, с иллюстрациями, очень много томов...
– И что? – девица, стоявшая за общность культур, перебила запальчиво.
– Дело в том, что у меня не было времени. Энциклопедия не моя. Но такое издание, судя по количеству томов... – Маша замолчала.
– Количество ничего не доказывает, – девица блеснула глазами.
– Именно что доказывает, – другая дернула плечом и окинула Машу благосклонным взглядом.
– А где вы видели это издание? – вполголоса поинтересовалась третья девушка, сидевшая в сторонке. В продолжение разговора она хранила молчание.
– Еврейская энциклопедия – известное дело, – Вениамин перебил бесцеремонно. – «Свод знаний о еврействе и его культуре». Не такая уж редкость. Были бы деньги – достать можно.
«Деньги». В виске стукнуло.
– А это дорого стоит? – Маша спросила осторожно.
– Энциклопедия – не очень... Зависит от продавца. Но, в общем, каждый том – рублей тридцать-сорок, – Вениамин отвечал охотно. – А вот если...
– Если – что? – еще не понимая зачем, Маша тянула нить разговора.
– Ну, есть другие книги, редкие, по этой же теме...
– Там есть и другие, –
Взгляд Вениамина стал пристальным.
– Там, это где?
Его рука взялась за бутылку, но Маша понимала: делает вид. Как будто разливает водку. На самом деле – слушает очень внимательно. Пожалуй, даже слишком.
– Да, действительно, где? – Юлий поддержал вопрос.
Маша выиграла несколько секунд, но этого оказалось довольно. Она объяснила: давно, в одной семье.
– А эта семья, – Вениамин интересовался тихим голосом, – они не собираются?.. Ну, это самое... – он махнул рукой.
– Все! Пиши пропало! – молчаливая девица расслышала. – Наш Венечка – форменная старуха-процентщица!
– Нет, насколько я знаю, кажется... – Он имел в виду отъезд. Это она поняла. – Пока что не собираются.
– Мало ли, если вдруг надумают, я бы посмотрел книги, – Вениамин стянул с головы чепец.
– Тебе лишь бы... – девица, похожая на синий чулок, поджала губы. – Еще посмотришь, когда по-настоящему начнется.
– А что? Лучше, если достанется государству?
Только теперь Маша окончательно поняла. Мысли обретали форму. План еще не выстраивался в деталях, но общее направление прояснялось.
Посидев с полчаса, она стала поглядывать на своего спутника. Наконец Юлий поднялся. Пошептавшись с хозяином, он обернулся к Маше: «Пойдемте. Я готов».
– Вы давно знакомы? С ними?
Они спускались по лестнице.
– Собственно, не очень. И вообще не со всеми. А что, не понравились? – он спросил и посмотрел внимательно, словно ее ответ мог многое решить.
– Да нет, – Маша начала осторожно, – понравились. Только немного странные.
– Странные? Почему? – он спросил настороженно.
– Нет, не сами. Они... Разговоры. Так, из пустого в порожнее...
– Ну почему? – Юлий возразил неуверенно. – Ребята довольно образованные. Например, Веня.
– Да, – Маша кивнула. – Вениамин мне очень понравился. Кажется, самый симпатичный.
– Веня? Самый симпатичный? – он переспросил, удивляясь: Веня, с его дурацким чепчиком? Этого Юлий не мог понять. С его точки зрения, никакая девушка...
– Когда-то давно, – Маша говорила отрешенно, словно прислушиваясь к своим словам, – я тоже интересовалась историей. Собиралась поступать. Думала, история многое объясняет. Читала разные книги...
– А теперь?
– Теперь не читаю. И вообще... Не поступила, и к лучшему. История – это, конечно, важно, но главное – то, что сейчас. На прошлое повлиять нельзя. А на будущее можно...
Юлий замер: то, что она сказала, согласовывалось с его собственными мыслями. Он молчал, потому что боялся спугнуть. Ему казалось, вот сейчас она остановится, и тогда...