Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)
Шрифт:
— Двадцать два с половинор доллара, и машина как есть иг… и…
— И — что?
Гарвей повернулся к нему, его голос звучал, как у призрака.
— Она заколдована, — тихо произнес он.
Гримбли вытащил сигару изо рта, уставился на Гарвея, и снова раздался его визгливый, бесконтрольный смех.
— Заколдована! — вопил он. — Эта проклятая машина заколдована!
Он едва сдерживался и стоял, обхватив свое пузо, покачиваясь, задыхаясь вогнувшись пополам в истерике, повторял снова и снова:
— Заколдована!
Наконец он остановился, вытер глаза и вернул сигару на прежнее место.
— Значит, заколдована! Клянусь богом, ты — самый ловкий мошенник пятидесяти штатов! Ты обязан заняться политикой.
Он снова хохотнул.
— Заколдована, — он снова вытер глаза, и смех звучал в его голосе, когда он спросил: — Каким образом она заколдована?
Гарвей закатил глаза и слушал свой голос: — Кто бы ни владел машиной, ему приходится говорить правду!
Ну, черт возьми, наконец-то это сказано.
Теперь это его не беспокоило. Сатана, сидящий в нем и помешанный на честности, заставил его признаться. Слово «правда» произвело большой эффект на мистера Гримбли-. Словно Гарвей сказал «оспа», «сифилис» или «черная чума». Он сделал низкий и долгий выдох и вынул сигару изо рта.
— Приходится говорить правду? — переспросил он, произнеся слово «правда» как богохульство.
Гарвей подтвердил.
— Всю правду. Единственный путь избежать этого — продать машину.
И Гримбли снова посмотрел на Гарвея и в который раз покосился на «форд». Он прошел несколько шагов в сторону и показал на «додж» 1935 года с откидным сиденьем. — Как насчет этой детки? — поинтересовался он тоном опытного, умеющего сбить цену покупателя. Гарвей тяжело вздохнул.
— Это не детка! Это прапрапрадедушка. Причем без коробки передач, без заднего конца и оси. Она изношенная.
Сразу после того, как он это произнес, его плечи поднялись, а лицо, обычно румяное, стало белее мела. Глаза Гримбли сверкали.
Он стоял у пропасти обширного и странного знания и с готовностью постигал его. Он приблизился к Гарвею и тихо сказал: — Вот в чем дело. Тебе пришлось сказать правду?
Гримбли покачал головой.
— Вот она! Вот где собака зарыта. Ты вынужден говорить правду!
Гарвей улыбнулся такой улыбкой, которую на лице ребенка может вызвать отравление газом. Он сделал добродушный жест в сторону машины.
— Так как насчет «форда»? — спросил он. — Несмотря на то, что машина заколдована, она… она здорово поддерживает разговор.
Гримбли вскинул мясистую руку.
— Для кого-нибудь так и есть, — уверенно заявил он, — но только не для старого честного Лютера Гримбли. Дружище, я занимаюсь политикой, и когда ты говоришь, что мне придется начать все время говорить правду… — Тут у него дернулась нижняя челюсть, и на лице выразился страх. — Святый Боже!
Он снова посмотрел на «форд».
— Ты хоть что-нибудь понимаешь?
Он аккуратно потушил сигарету, отскоблил пепел и положил ее в карман. Махнув рукой, он направился к выходу.
— До встречи, дружище! — бросил он через плечо.
— Эй! — крикнул Гарвей.
Гримбли остановился и повернулся к нему. Гарвей показал на «форд».
— Вы можете что-то посоветовать?
Гримбли на минуту задумался.
— Посоветовать? Только одно. Почему бы вам не повеситься?
Он повернулся и пошел.
Гарвей оперся на «форд», глядел на ноги и чувствовал, как депрессия, точно мешок с перком, давит ему на плечи. Он совершил медленный, бесцельный переход к конторе. Едва он туда вошел, как в дверях появился Ирвинг.
Он молча прошел в угол и вынул кисть из бадьи, которая там стояла.
— Я вернулся за этим.
Гарвей молча кивнул и сел за стол.
— Это мое, — сказал Ирвинг, защищаясь.
Гарвей пожал плечами и безучастно смотрел на него.
— Я рад за тебя. — Он повернулся на стуле и посмотрел в окно.
— Я уподобился Данте в аду, — риторически заявил он. — Я во всем похож на приятеля Данте — осужден, проклят, разорен!
Он вновь повернулся к Ирвингу.
— Придурок… Один человек! Один олух! Один абсолютный идиот, который может купить кота в мешке! Или парень, который принесет пользу, если будет говорить правду. Ирвинг, неужели в этом городе нет такого придурка? А во всей стране?
Ирвинг смотрел на него безо всякой симпатии.
— Вы спрашиваете меня? Да у вас железные нервы. Меня спрашиваете о простофилях? После того, как я служил вам верой и правдой, выполняя самую черную работу и врал для вас? У вас даже хватает совести сидеть там и разговаривать со мной. Мой старик говорит; что вы — сукин сын! И знаете что, Хенникат? — Тут он ударил своим маленьким кулаком по столу. — Мой старик прав!
И он для пущей внушительности еще раз ударил по столу. Именно в этот момент на глаза Гарвея попалась газета. Он дотянулся до нее и развернул, чтобы прочитать заголовки. Он долго смотрел на них, затем положил газету и забарабанил пальцамимю столу.
— И более того, — продолжал орать Ирвинг, — мой старик сказал, что готов за два цента прийти сюда и так двинуть вам по башке, что долго не забудете! И, кроме того, муж моей сестры собирается сходить сегодня вечером к юристу, и мне очень хочется попросить его рассказать обо всем этом и, no-возможности, возбудить против вас уголовное дело за вовлечение в незаконные дела несовершеннолетнего!
Голова Гарвея все ниже склонялась нд газетой. Ничто не указывало на то, что он слушал монолог Ирвинга, чья речь его даже не тронула.