Полуночный лихач
Шрифт:
Татьяна уставилась на Николая огромными, перепуганными глазами, потом веки ее опустились, ноги подогнулись, она медленно начала сползать по стеночке…
– Плохо дело, – озабоченно сказал крохотной бабке Наде Вениамин, для страховки остававшийся все это время в тамбуре. – Наверное, придется вызывать реанимацию.
И, ввинтившись в квартиру, захлопнул дверь прямо перед носом своей невольной пособницы.
Николай вместе с Палкиным усадили Татьяну поудобнее, заботливо пристроив ее голову на шкафчик для обуви, и Николай отнял от ее лица пропитанную хлорэтилом вату: лучше не рисковать, особенно
Веня тем временем соорудил себе такое же оружие, а Палкин нетерпеливо перебрасывал из руки в руку палку.
– Пошли! – шепотом скомандовал Николай, и три фигуры в белых халатах на цыпочках разлетелись по квартире, заглядывая во все двери подряд.
Им хватило минуты, чтобы понять: хозяина дома нет. Николай махнул рукой, и все вбежали в гостиную, ринулись на нижний этаж по винтовой лестнице. Но и запасная квартира оказалась пуста…
Черт! Неужели Родик почуял опасность и сбежал? А Нина? Или Николай ошибся, Родик не имеет к ее исчезновению ни малейшего отношения? Мгновение паники, ощущение кипятка, облившего его с ног до головы… Или Родик успел скрыться вместе с Ниной? Или с самого начала привез ее на какую-то другую явку? Господи, да где же теперь ее искать?!
Николай на цыпочках пробрался к двери и выглянул в «глазок». Перед ним словно бы возник крошечный телеэкран, на котором была изображена пустая лестничная площадка с широкоплечей фигурой, клевавшей носом на ступеньке – совершенно так же, как в соседнем подъезде незадолго до этого клевали носами два молодых человека, ныне видевшие реланиумные сны.
Здешний страж, словно уловив какой-то шум, вскинул голову – и Николай чуть не ахнул, узнав это одутловатое, несмотря на молодость, лицо, угрюмо насупленные светлые брови.
Гриша! Качок Гриша, любитель аминазина!
Подавив острое желание распахнуть дверь и прочесть парню небольшую лекцию о вреде некоторых лекарственных препаратов, Николай неслышно отступил в глубь квартиры.
Белинский и Палкин нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Николай шепотом описал ситуацию и подвел боевых товарищей к «глазку», чтобы оценить обстановку.
– Затащить сюда и молотить по башке, пока не расколется! – предложил кровожадный Палкин, который уже вошел во вкус и нипочем не хотел прекращать борьбу с «элементами».
– Вот башка-то и расколется, – махнул на него Веня. – Да он лучше сдохнет, чем выдаст своего босса. Нет, тут надо что-то похитрее придумать. А ну-ка, дайте я на этого придурка еще раз погляжу, что-то его рожа мне такой знакомой кажется…
Он постоял еще несколько мгновений перед «глазком» – и вдруг рассмеялся:
– Все в порядке! Сейчас я его сделаю!
Спустя минуту задремавший было Гриша услышал скрежет замков – и, вскочив, увидел на пороге охраняемой квартиры высокого широкоплечего парня в белом халате, покосившемся белом колпачке и марлевой маске.
– Подойдите-ка! – сурово сказал тот, маня Гришу согнутым пальцем. – И потрудитесь объяснить, что все это значит.
Гриша тупо вглядывался в темные блестящие глаза. В первую минуту показалось, что перед ним тот самый лох, которого Гриша по приказанию высшего начальства так виртуозно кинул сегодня
Однако откуда здесь взялся врач? За время Гришиного дежурства никаких врачей тут и в помине не было! Разве что раньше приехал? Или со стороны того подъезда вошел?
– Эй, лепило! – на всякий случай Гриша угрожающе нахмурился. – Ты чего тут бродишь?
– Призрак бродит по Европе, понял? – огрызнулся вышеназванный лепило. – Где Родион Петрович?
– Кто-о? – вытаращил глаза Гриша, отродясь не слыхавший, чтобы Родика Печерского именовали этак цивильно.
– Дед Пихто! – буркнул врач. – Блин, я думал, хоть он человек серьезный, а что вижу?
– А что ты видишь? – встревожился Гриша.
– Да мы с ним договорились, что я приеду ровно в двенадцать укольчик его шмаре сделать.
– Татьяне, что ли? – прищурился Гриша. – Ну так делай, она дома.
– Не строй дурака! – ответно прищурился Белинский. – У Татьяны больное сердце, а тут речь о другом идет. Ну, подобрал себе Родион Петрович… Хотя у него у самого со здоровьем неважно, однако все же не сидит на инсулине, как та барышня.
– На инсулине? – Гриша нахмурился. – У нее диабет, что ли?!
– А я про что говорю? Ты вон здоровый лбище, тебе не понять, что для диабетика значит – укол пропустить. Какая там, к черту, наркотическая ломка! Человек мучительно умирает…
– Так какого же черта ты здесь лясы точишь? – чуть ли не вскричал Гриша. – Иди, коли!
– Ты полный дурак или притворяешься? – окрысился Белинский. – Я пришел. А Татьяна знать не знает, где ее муж. Не могу же я прямо так спросить, куда, на какую жилплощадь, он своих сосок водит!
– Но-но, поосторожнее! – Гриша напряг мускулы. – Сосок, главное! Тут все совсем другое. Тут, можно сказать, любовь-морковь!
– Тем более! – Белинский просто-таки за голову схватился. – Тем более! Да если Родион Петрович узнает, что его девушке не сделали вовремя укол, потому что ты меня тут продинамил…
– Пошли! – Гриша ринулся по лестнице. – Да не стой, шевели ногами!
– Сейчас, только санитаров позову.
Белинский, заглянув в дверь и махнув подельникам, помчался догонять Гришу и всю дорогу, пока они мчались на «Ровере» кратчайшим путем до Кузнечихи, трещал без умолку, всячески отвлекая на себя внимание водителя, только бы тот не начал присматриваться к двум угрюмым санитарам, сидевшим на заднем сиденье, одинаково утопив лица в марлевых масках.
С каждым новым рассказом про страдания диабетиков Гриша сжимался, словно его охаживали по спине кнутом. Да, Белинский соображал, что делал! Гриша-то его не узнал – очевидно, у него вообще была отвратительная память на лица, ведь и на Николая он не обратил внимания, – однако Белинский невнимательностью не страдал и отлично запомнил этого амбала, лицом похожего на ребенка-убийцу. Около полугода назад Гриша вызывал «Скорую» для матери, которую неожиданно настиг приступ диабета, и даже Белинский, который много чего повидал в жизни, был потрясен рыданиями этого взрослого парня над бледной женщиной, которая казалась ему умирающей. Нет, она не умерла, ее удалось удержать буквально на грани между тем светом и этим, однако Веня не сомневался: ее сын не скоро забудет эту историю.