Полуночный Прилив
Шрифт:
— И что?
— Они ничего не заслужили, Фир. Никакие возглашения этого не изменят. Но Рулад желает, чтобы мы слушались приказов подобных…
— Не мы. Мы тоже кровные братья, не забывай об этом. И я все еще командующий войском шести племен…
— Как ты думаешь, что чувствуют благородные воины? Все они прошли тропой крови и подвигов битвы. Сейчас они чувствуют, будто их обокрали…
— Первый из моих воинов, кто пожалуется, отведает острия меча.
— Того и гляди, острие затупится и запачкается.
— Нет.
Тралл не сразу кивнул. — Может быть, ты прав. Тогда это сама грустная истина этого дня.
Фир встал. — Ты мне брат, Тралл Сенгар, ты человек, которым я восхищаюсь. Но такими словами ты ставишь себя на грань измены. Будь предо мной кто-то другой, я уже заставил бы его замолчать. Навсегда. Хватит, Тралл. Теперь мы в империи. Возрожденной империи. Нас ожидает война. Я хочу знать — будешь ли ты биться бок о бок с братьями своими?
Тралл отстранился, упершись спиной в неровную стену. Еще миг смотрел на Фира. — Разве я когда — либо поступал иначе?
Лицо брата смягчилось. — Нет, никогда. Ты спас нас всех при возвращении из ледяных пустошей, и все знают об этом деянии, смотрят на тебя восхищенно и почтительно. Они видят в этом знак, они ждут от тебя руководства. Многие будут принимать решения, наблюдая за твоими поступками. Если в твоих глазах им привидится сомнение…
— Они ничего не увидят. Не в моих глазах. Равно не найдут они повода для сомнений и в моих делах.
— Я рад. Император вскоре позовет нас. Кровных братьев.
Тралл тоже поднялся. — Очень хорошо. Но сейчас, брат, я чувствую потребность в уединении.
— Что означает опасную компанию?
«Если так, то я все равно что мертв». — Не бойся за меня, Фир.
— Теперь оставь нас, Ханнан Мосаг, — произнес император. Голос вдруг выдал его усталость. — И забери к'риснан ов. Все прочь… не ты, раб. Майен, жена моя, ты тоже уходи. Идите. Прошу.
Внезапный приказ вызвал некоторое замешательство, но через несколько мгновений в зале остались лишь Рулад и Удинаас. На взгляд невольника, уход Майен скорее походил на бегство. Походка выдала, что она близка к истерике.
Он подозревал, что таких мгновений будет все больше. Внезапные нарушения привычных процедур. Так что его не удивило, что Рулад подзывает его. В глазах императора Удинаас увидел прилив ужаса и отчаяния.
— Встань рядом, раб, — прохрипел Рулад дрожащим голосом. — Напомни мне! Прошу! Удинаас…
Раб подумал и ответил: — Вы умерли. Ваше тело облачили как подобает для похорон омытого кровью воина — хирота. А потом вы вернулись. С помощью меча, что сейчас в вашей руке, вы живете снова.
— Да, так. Да. — Смех перерос в пронзительный вопль, остановленный внезапным содроганием тела. Рулад захрипел, как от боли, потом пробормотал: — Раны…
— Император?
— Ладно. Просто воспоминание. Холодное железо
Удинаас молчал. Пока император не смотрит на него, он свободен наблюдать и делать выводы.
«Юноши не должны умирать. Финальный миг принадлежит старцам. Некоторые правила не следует нарушать никогда, по стремлению ли души или трезвому расчету. Рулад был мертв слишком долго, слишком долго, чтобы избежать повреждения духа. Если император — инструмент, тогда он инструмент с пороком. Какой от него прок?»
— Мы несовершенны. — Удинаас вздрогнул. — Ты понимаешь это, Удинаас.
— Да, Император.
— Как? Почему ты понимаешь?
— Я раб.
Рулад кивнул. Левая его рука в золотой «перчатке» присоединилась к правой, сжимающей рукоять меча. — Да, конечно. Да. Несовершенны. Никогда не равны брошенным нам идеям. Это бремя смертных. — Он страдальчески искривил рот. — Не только смертных. — На миг блестящий взор скрестился со взором раба — и отпрянул. — Он шепчет в моей разуме. Говорит, что произносить. Делает меня умнее меня самого. Чем это делает меня, Удинаас? Чем это делает меня?
— Рабом.
— Но я Тисте Эдур.
— Да, Император.
Тот ухмыльнулся. — Дар возвращенной жизни.
— Вы Должник.
Рулад дернулся в кресле, глаза вдруг вспыхнули злобой: — Мы не равны, раб! Понял? Я не один из ваших Должников, я не летериец. — Он осел, монеты заскрежетали. — Возьмите меня Дочери. Весь этот вес…
— Прошу прощения, Император. Все верно. Вы не один из Должников. Наверное, вы и не раб. Хотя иногда чувствуете себя им. Когда одолевает усталость…
— Да, так и есть. Я устал. Вот и все. Устал.
Удинаас колебался. — Император, он говорит через вас сейчас?
Эдур нервно дернул головой. — Нет. Он не говорит через меня. Только шепчет советы, помогает найти слова. Повелевает мыслями — но мысли мои. Должно быть. Я не дурак. У меня есть разум. Да, так! Он просто просит ДОВЕРИЯ.
— Вы давно не ели, — сказал Удинаас. — И ничего не пили. Вы знаете голод и жажду, Император? Могу я принести что-то, чтобы поддержать ваши силы?
— Да, я поел бы. И… вина. Найди слуг.
— Сейчас же, хозяин.
Удинаас подошел к завесе, скрывавшей вход на кухню. В дюжине шагов по коридору обнаружил скорчившегося у стены слугу. Блеснули испуганные глаза. — Вставай, Виррик. Император желает вина. И еды.
— Бог будет есть?
— Он не бог. Еду и вино, Виррик. Подобающие императору. И поскорее.
Слуга подскочил, будто ударенный молнией.
— Ты в этом понимаешь, — сказал Удинаас спокойным тоном. — Тебя как раз этому учили.
— Я напуган…
— Слушай меня. Я расскажу тебе тайну. Ты всегда обожал тайны, а, Виррик?