Полураспад
Шрифт:
– А он что, правда, им-патент?
– давясь смехом, спросил Белендеев.
– Откуда я знаю! Да вряд ли. Студентки глазеют на него, как на икону. А когда это... сразу же чувствуется... Но очень странный. Аспиранты рассказывают: в туалете моет руки, перед зеркалом провел по щеке... Стоп, еще раз... "И все же не совсем синхронно". И ушел.
– Да это старая хохма! Я ее в Израиле от Миши Козакова слышал!
– Да? Не думаю, чтобы он решил сострить. Просто он ТАКОЙ. Вот еще анекдот... Это уж, точно, здесь родилось. Марьясов попросил помочь сыну задачку решить. Алексей
– Елена зевнула.
– Надо было кого-нибудь другого позвать.
– А кого?
– Мишка-Солнце вынул блокнотик.
– Вот, Аня диктовала... Здесь, кстати, Алексея нет.
– А ты и не понял, кого она тебе рекомендует?
– Золотова насмешливо дунула на него струей дыма.
– Ты, Мишка, хитрый, да и ведь и она не божья коровка. Читай, я объясню.
– Антонов, двадцать два года, незаконченная кандидатская по магнитным полям. Гений.
– Не знаю насчет гения, но парень болен, малокровие, ему надо на Запад. Дальше.
– Васильев Сергей, эколог. Ну, экологи у нас свои есть. Нам бы ближе к делу. Гаврилов Саша, гений, ученик Соболева. Ядерный магнитный резонанс. О!
– У него порок сердца... Анька его тоже вписала. Сердобольная тетка у нас Анька. Дальше кто?
– Егорова Нина, теоретик.
– Да, по стохастическим явлениям спец. Вешалась от неудачной любви. Умная, бери!
– С бабами вечные сложности...
– пробормотал Белендеев. Сейчас он не улыбался, был серьезен и стар, как изъеденный червями гриб.
– Но отметим. А ты-то кого рекомендуешь? Ты знаешь новый народ?
– Я все тут знаю. Только плати. Надоело обшивать Академ.
Он ослепительно улыбнулся ей.
– Я тебе дам тысячу баксов, но мне надо пяток действительно гениальных парней, которые не догадываются, что они гениальные.
– Ну дочитай, там посмотрим.
– Ивкин.
– Мудак и стукач. Она решила его выцарапать из нашей среды. Забери, пригодится... В любую компанию влезет, везде свой...
– Да?.. Кстати, знаешь, как по-украински "Кощей бессмертный"? Чахлык невмэрушший.
Лена покатилась от смеха.
– Всё-то ты знаешь! Кстати, ты в каком году уехал?
– В восемьдесят седьмом.
– Как же ты постарел! А я еще ничего?
Белендеев с готовностью задергал уголками рта:
– Ты нимфетка!
– Зрелая нимфетка - это что-то новое. Но врать умеешь, чем всегда и привлекал нас, бедных девушек.
– Елена погасила сигаретку.
– А наши старики, академики по должности, они тебе на хрен не нужны.
Белендеев кивнул. И все выжидал, глядя на нее.
– Хорошо.
– Елена чокнулась фужером об его фужер.
– Пиши.
– Я готов.
– Алексей Александрович Левушкин-Александров. И больше тебе никто не нужен. Это гений. И он действительно этого не знает, потому что самоед.
– Но Аня-то о нем...
Елена со смутной улыбкой смотрела на него.
– Мне, старухе, ты, конечно, не предложишь ехать?
Белендеев включил улыбку японца:
– Если согласишься, почему нет? Но ты напрасно думаешь, что всех собираюсь везти туда. Пусть они здесь работают - на меня, на нас.
– А-а!
– Она снова закурила.
– Возьми еще "бордо". Люблю "бордо". Ясно ежу - здесь работнички дешевле обойдутся... Ой, какой ты! Я тебя боюсь!.. Отчего у тебя такие большие зубы?
Золотова по обыкновению своему неожиданно опьянела, и разговор можно было прекращать... Белендеев попросил у официанта бутылку французского вина с собой, и замечательная парочка выплыла под звуки блюза из ресторана, чтобы подняться в номер к американскому гостю. Белендеев привык отрабатывать до конца свои обязанности...
15
Прошло три дня после скандала, который устроила Бронислава, жизнь дома, кажется, наладилась, но мутно было на сердце. Утром пришел с заявлением увольняться еще один младший научный сотрудник, Жора Пчелин, занимавшийся светящейся кишечной палочкой, - хоть закрывай тему... Сказал, пригласили в рекламное бюро - устанавливать люминесцентные лампы в витринах магазинов...
В лаборатории остались, кроме самого завлаба, шесть человек: легендарная тетя Туся, работающая в Институте биофизики с самого его основания, верные Кукушкин и Нехаев...
Наверное, пока не покинет лабораторию и Ваня Гуртовой, моложавый, как мальчик, с коротким чубом, в рубашке, застегнутой на все пуговки под самое горло, улыбчивый и тихий, себе на уме, кандидат наук, пишет докторскую.
Давно бы должен стать доктором наук и Женя Коровин, облысевший в свои сорок лет, с толстыми губами, как у негра, с черной бородой, с горящими глазами, суетливый и увлеченный делом... Но беда - горький пьяница. Сейчас на больничном... И вряд ли куда соберется.
А вот Артем Живило, возможно, уедет... Быстрый, чернявый, все схватывает на лету, но иной раз замирает, думая о чем-то своем... Какие-то его дальние родственники давно живут на Западе...
Конечно, можно будет попробовать в будущем году перетащить сюда пару аспирантов... Есть и на пятом курсе университета кое-кто. Например, Настя Калетникова... Ну, хорошо, уговорил их, они сюда пришли. И что дальше: вместе с ними пребывать в нищете, выцарапывая у дирекции крохи?..
Дверь в лабораторию вдруг распахнулась, да так, что зазвенели в шкафах стекла, - в гости с шумом ввалился профессор Марданов.
– Можно? Дождь, проклятье!
– Прорычав, как старый пират, свою присказку, он остановился, оглаживая мокрые редкие волосы на массивном черепе. Ишь, прибежал, как молодой, без зонта и верхней одежды. Правда, и расстояние от корпуса физиков до корпуса биофизиков всего ничего, метров сто.
Крепко пожав коллеге руку, небрежно бросил Нехаеву:
– Оставьте нас на время, молодой человек. Как это у Мандельштама: "Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек? Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек". Вернетесь через десять минут, время дорого.