Полураспад
Шрифт:
Кто-то закурил, потянуло сладковатым дымком.
Вошел с улицы, громко топая, старый лаборант Кукушкин, выполняющий особые поручения шефа, - кажется, достал все-таки еще один автоклав - тащит по коридору. На него зашипели, он густым баском спросил что-то, в ответ снова зашипели.
И все стихло. В эту секунду Алексей Александрович позавидовал Илье Ивановичу Кукушкину.
Маленький, как горбун, в коротковатых штанах, с вечно мокрыми завитками волос вокруг лысины, как у старого еврея-скрипача, человечек стоит, шмыгая носом, не решаясь заговорить. Илья Иванович обладал необыкновенно зычным голосом. Когда несколько лет назад Институт биофизики
"Хва-атит-нахлеба-ались-красного-киселя-я-ва-ашего... са-ами-соси-ите-из-руки-и-своей-кро-овушку-свою-вампи-иры!.."
И, если надо было где-то что-то достать и не хватало аргументов, Алексей Александрович посылал Кукушкина - тот выбивал...
Правда, эпоха Ильи Ивановича уходит - сегодня голосом не возьмешь, сегодня все решают только деньги.
Но сейчас Алексею Александровичу хотелось бы иметь именно такой голос, как у Кукушкина, и зарыдать, завопить на весь мир. У него и без этой домашней ссоры тяжко на сердце, и нет просвета впереди...
Со стены на Алексея Александровича смотрит щекастая, с бравым взглядом Броня - эту цветную фотографию она повесила в прошлом году. И еще штук десять лежат в пакете на тумбочке. Это ее увлечение - фотография. Ее религия. Она фотографирует мужа, подруг, сына Митьку, облака, деревья в окне и просит, чтобы "щелкнули" ее, и снова ее, то в строгой, то развязной позе, то в белом платье, то в розовом... словно желает каждое мгновение своей уходящей жизни запечатлеть... И все мечтает со своей японской "мыльницей" съездить за границу. Жены других местных знаменитостей где только ни побывали, а она...
Наверное, потому она вспылила, что лето пропало. Алексей Александрович, хоть и считался в отпуске, все жаркие месяцы просидел в лаборатории, никуда с женой не ездил... С ним что-то происходило. Тоска грызла душу, как саранча грызет злаки, - с хрустом и быстро... Только пожаром можно остановить...
Нет, все же он пожалел Броню, на три дня свозил в тайгу, на соленое озеро Тайна, где заодно - чтобы не пропадало время - можно поработать с гаммарусами или, как еще называют это прелестное существо, - бокоплавами, мормышами. Правда, для этого пришлось тащить с собой, помимо необходимых вещей и продуктов, стеклянные банки, микроамперметр и тяжеленный аккумулятор.
Жена с ужасом смотрела, как он ловит у мелкого берега усатых тварей длиною сантиметра три, возится с проводами, сидит босой, часами что-то измеряет.
"Не что-то, а активность метаболизма по их дыханию. Сюда в воду запускаем гаммаруса. И в зависимости от того, сколько тот съел кислорода, меняется сила тока... В данном случае уменьшается".
"Господи, и здесь?! Поручил бы студентам, лаборантам..."
"Ну чего ты дуешься?
– ухватив в кулак нос, виновато ухмылялся Алексей Александрович.
– Или боишься? Это ж маленькая креветка. На него большая рыба ловится. Вершина пищевой пирамиды.
– И, отворачиваясь, бормотал, машинально объясняя, как студентке: - Гаммарусы едят диаптомусов, диаптомусы - дафнию, а дафния ест водоросли. А трава синтезирует биомассу, где и происходит чудо фотосинтеза..."
Бронислава слушала его, кривясь. Правда, она здесь все же позагорала и покупалась, вода в озере такая соленая, что можно лежать на ней, не шевеля руками и ногами. Говорят, такое море в Израиле. Но комары, но страх, что ночью к их палатке кто-то подойдет,
Через три дня вернулись в город, и он снова с утра до ночи в лаборатории.
Ни один эксперимент, еще недавно радовавший его, не казался интересным - ни управляемое культивирование биомассы на огромных скоростях, о чем писал даже западный журнал "Science", ни создание светящейся кишечной палочки (как воскликнул залетный итальянец из Миланского университета: "Мам-ма миа! Скоро и наше дерьмо будет светиться?!"), ни выращивание особых бактерий, питающихся электричеством (для обогащения бедных руд), - ничто...
И все равно он сидел как прикованный под стеклянным деревом биостенда, который, подрагивая прозрачными пальчиками и визжа моторчиками, сопел и гнал в слив, в "урожай", килограммы дрожжей, пожирая бросовые парафины, привезенные с нефтяных скважин...
"Во мне кончилась страсть к работе. Дело даже не в крохотной зарплате. Просто поделками заниматься тошно, а денег на фундаментальные исследования все равно не дают..."
Летом от него ушли сразу трое научных сотрудников: угрюмый Миша Махмутов, с памятью, как у компьютера, - в охрану филиала "Альфа-банка"; другой, Вася Бурлак, со своими старенькими "Жигулями" двинул на извоз; третий, Роальд Разин, взяв туристическую путевку, полетел в Канаду с решением остаться. И вот уже прислал по электронной почте письмо: "Свет в конце туннеля блеснул. А о тебе все знают. Кстати, много бывших наших. Но занимаются чистой биологией. Все помешались на клонировании..."
"Может, не поздно переменить темы? Бросить все - и начать вторую жизнь? Академик Соболев уверял, что я гений. Хо-хо, парниша!"
Нет, его здесь многое держит намертво. И в двух словах не объяснить, что именно. Или все же уехать к чертовой матери?
4
Бронислава действительно все лето промучилась, после работы долгими вечерами куковала дома. Сына Митьку отправили в лагерь (теперь, слава богу, снова открылись детские лагеря, правда, за деньги), и ей не с кем было поговорить: подруги кто в Испании, кто в Сочи. А когда наступил сентябрь, и вовсе расхотелось их видеть - они-то найдут, что рассказать, а она?
Про свекровь-старуху? Которая все время постится: то мяса ей нельзя, то сыру-молока ей нельзя, а то даже яблок! Утром долго не выходит к завтраку - молится, вечером программу "Время" послушает - и снова молится. И чего она молится, вчерашняя коммунистка?! Слышно, шуршит какими-то бумажками, все бубнит и бубнит.
На днях Броня пришла домой, а по полу везде брызги воды... С потолка накапало? Нет, потолок сух. Наконец, увидев у старухи на подоконнике бутылочку из-под "Пепси" с бесцветной жидкостью, догадалась - свекровь принесла из церкви святой воды и окропила жилплощадь... Зачем?! Что, тут черти завелись? Или она, Броня, ей чем-то не угодила? Она насильно подталкивает старухе сливочное масло:
– Мама, ешь.
– Спасибо.
– Что спасибо? Ешь! Хочешь, сама намажу?
– У меня пост.
– Ну с конфетами пей.
– Спасибо. Сладкое тоже нельзя.
– Ты же сахар кладешь?
– ярится Бронислава.
– Почему?!
– В конфеты сливки кладут...
Бронислава терпела до сегодняшнего дня, но дальше никак! Старуха, наверное, ненавидит ее. Рассказала бы что-нибудь! Говорят, когда-то была боевая женщина. Но теперь молчит целыми днями, шмыг-шмыг, шурк-шурк мимо. Конечно, ненавидит. Не хочет разговаривать...