Полусвет. Страшный смешной роман

Котова Елена Викторовна

После Вашингтонской мертвечины – даже Nieman Marcus, любимый шикарный магазин, разорился – Иван поражался Тель-Авиву: все открыто, народ на улицах выпивает и закусывает. Это он не видел, какая тут мертвечина была месяц назад. Да и сейчас понять ничего невозможно, они будто нарочно сводят людей с ума.

Народ вроде уже выпустили, но вроде и нет, потому что от дома отходить теперь можно не на сто, а на пятьсот метров, но как мерить, – непонятно. Рынок закрыт, но на нем бойкая торговля – россыпью с прилавка продавать нельзя, а в подобиях ларьков – можно. Люди

оборзели, высыпали к морю и толпами шлёндрают по набережной. Полиция – на местном наречии миштара – колесит рядом, но делает вид, что не замечает. Хотя ее, суку, послали к морю… Именно, чтобы гонять. Но если кто сойдет с набережной и пойдет по кромке моря – зверский ор в матюгальник. Какая разница, идет человек по набережной или по воде?

– Два месяца ничего не писал, – вернувшись домой, Иван сел за комп. – Ломал голову, не пишется, хоть убейся. Тут только ожил.

– Про что пишешь?

– Про корону, люди могут только о ней. От нее уже всех тоже воротит, поэтому надо весело. Байки нужны, для поднятия духа. Автора сделаем женщиной, – приговаривал Иван, стуча по клаве. – Матюгальник на набережной – отличный образ: «Мороз по коже, будто опять холокост»…

«Мы все решили_смайл.

Колонный зал в «Украине»_смайл».

И приглашение – живая открытка, листаешь страницы фото: Боря Марков и Зоя на лодке на Амальфи, они же – голубками на диване, вокруг свечи и шампанское в бокалах. Следом – примеряют кольца Vacheron, дальше – в ресторане, глаза в глаза, рядом ваза с розами… – скроллила Корнелия айфон, стоя на светофоре.

«Из Тель-Авива на свадьбу

вместе», – черкнула она Марусе.

«Зоя пригласит Наташку, а Марков – Глеба

_эмодзи_три_обезьянки_поднявшие_хвосты».

«Не будет Глеба. Высшие силы, не забудь!

_назидательно_поднятый_палец»,

– ответила Маруся.

Глеб с Лерой приехали на выходные на дачу. Катались на великах, Глеб жарил мясо на мангале, Лера все утро провела в постели с компом – работала, – Глеб приносил ей свежевыжатый сок, кофе с тостами. Новая жизнь, покой и счастье. Будто долгое время под лопаткой сидел нож, и вдруг его выдернули. Пришло облегчение, и даже не понять, как он мог жить с той постоянной болью. «Ты чудная, мне так повезло», – хотел было сказать он, но одернул себя, Лера не любит ванили. Вместо этого произнес:

– Думал на майские поехать в Тель-Авив, детям нужны праздники всей семьей.

– В Израиль только граждан пускают, – бросила Лера, глядя в лэптоп.

– И я о том же. Может, я возьму детей и мы вчетвером в Питер?

– Ммм, не уверена…

Лера оторвалась от компа. Она понимает, что для Глеба это может быть важно, но пока она не готова знакомиться с его детьми. Тем более, ехать в Питер, это же самолет или поезд, там полно заразы. Пусть его жена везет детей куда хочет, у них испанские паспорта, нет препятствий. Если жена считает разумным таскать детей по аэропортам, а

потом сидеть на пляже бок о бок с сотнями людей. А они проведут праздники на даче, тем более что у Леры полно работы.

– У тебя хоть что-то движется, а у меня все встало, – вздохнул Глеб и отправился в кухню. Обидно, что из-за пандемии он не может поехать в Берлин, там уже дом готов. Не добил он в прошлом году ВНЖ в Германии, теперь сидеть тут долго, этот ковид – на год, не меньше.

Из-за короны зависла и сделка для Новатэка. И это еще полбеды, что зависла. Хуже было бы, если проект другому отдали, у кого есть въезд в Европу, тому же Загревскому… Как сладко, когда она вот так подходит неслышно, обнимает его: «Ты как медведь, большой и теплый…» Какое-то чутье – медвежье, видимо, – торкнуло под ребра: не в короне дело, что-то засбоило со сделкой.

– В коротком списке первым стоит все же Deutsche Вank, – в понедельник докладывал ему менеджер. – Неужели у них ставка ниже нашей? У нас и так себе в убыток…

– Приказы Родины не обсуждают! – хохотнул Глеб. – Эх, мне бы сейчас в Берлин слетать, в правительстве отмассировать кого надо, и в Мюнхен, в офис Siemens заглянуть, тогда я был бы спокоен. А я сижу тут, как в склепе…

Вечером они ужинали на крыше ресторана «Карлсон» рядом с офисом Леры. Глеб этот ресторан не любил – безлико-стерильный. Но вид с 14-го этажа действительно сумасшедший, и Лера обожает это место.

– Оставишь машину в офисе? —спросил он, разливая вино. – Поедем на дачу?

– Поедем, только на двух машинах, мне завтра надо на работу пораньше.

– У меня беспокойство из-за Новатэка. Может, у меня уже биполярка? Все время кажется, что где-то сбоит.

– Ты ж говорил, что вы один и восемь процента предложили? Это же никто не перебьет. Или вы в последний момент что-то поменяли? – с тревогой спросила Лера.

– Нет, все так, один и восемь, – Глебу была приятна ее тревога, никого из женщин раньше не интересовала его работа.

– Как вы дали такой процент, это ж себе в убыток?

Часть сделки шла под гарантию государственного агентства Германии. По этой части Новатэк получил субсидию Минфина – в санкционные времена поставки турбин из Германии – вопрос политический. Глеб чуть поднял ставку по этим деньгам, а по собственным деньгам банка – чуть опустил ниже рынка.

– Мое личное ноу-хау. Председатель от радости только что в кресле не подпрыгивал.

– У нас такое не прокатывает, конфликт интересов в чистом виде.

– Даже намека на конфликт интересов нет! Короче, Питер отпал, – Наташа везет детей в Испанию. Будем на даче отсыпаться.

– Мне на три дня придется отскочить в командировку в Париж. Велено один гадкий вопрос с BNP Paribas разгрести…

– Что значит французский паспорт, – вздохнул Глеб, – в корону особенно понимаешь, что с одним паспортом не жизнь.

«Ура, ура, вот и мы», – проорала Корнелия, едва Ванечка открыл дверь. Ее образцовые мальчики уже снимали кроссовки, вежливо поздоровавшись. «Ты идеальная мать», – обняла ее Маруся. «Ура, мы вместе, кругом сплошной Тель-Авив», – они в обнимку принялись скакать по комнате.