Полужизни
Шрифт:
– Эйден Сид твердо уверен, что убил вас, – объявила она.
– Нет, не меня. – Мэри запрокинула голову, потом впилась взглядом в Чарли. – Не меня.
5
3 марта 2008 года, понедельник
Я режу стекло, когда на дорожке раздаются шаги. Подняв голову, вижу в окне незнакомого мужчину. Эйден останавливает гильотину для резки багета. Он держит ногу на педали, но не нажимает. Перерыв Эйден делает лишь в случае крайней необходимости: если перед ним клиент и обделять его вниманием откровенно грубо. Многие
Входная дверь распахивается, царапая по земле.
– Эй, привет! – зовет низкий мужской голос.
Я собираюсь ответить, но тут в окне мелькает другое лицо, и слова застывают в горле. Чарли Зэйлер! Что она здесь делает? Приехала вместе с этим мужчиной?
– Рут Басси? Я детектив Саймон Уотерхаус, управление уголовных расследований Калвер-Вэлли.
Детектив открывает бумажник и показывает удостоверение. Он плотный, крепко сбитый, с грубым лицом, крупными руками; брюки на нем чересчур короткие, даже до ботинок не достают.
Сержант Зэйлер улыбается. О куртке не говорит ни слова, и я не спрашиваю, тем более вижу, что с собой она ее не принесла. Она представляется Эйдену, и я мысленно прошу его не оборачиваться и не выдавать удивления.
– Ну что, поговорим? – предлагает она.
– Вообще-то меня ждет работа. – Голос Эйдена звучит не удивленно, а скорее сердито.
– Много времени мы у вас не отнимем.
– Я в субботу с ним разговаривал. – Эйден кивает на Уотерхауса. – Добавить нечего.
– Угадайте, куда я ездила сегодня утром? – мягко, чуть лукаво спрашивает Шарлотта Зэйлер.
– Лучше не стану.
– На Мегсон-Кресент! В дом номер пятнадцать заглянула.
Воцаряется тишина. Мы с детективом Уотерхаусом смотрим друг на друга, гадая, кому лучше ее прервать. По крайне мере, так кажется мне.
– В доме номер пятнадцать по Мегсон-Кресент живет Мэри Трелиз. С ней я и провела сегодняшнее утро.
Эйден пронзает Шарлотту Зэйлер неприязненным взглядом.
– С каких пор у мертвых есть адреса? Я убил эту женщину.
– Да. Саймон, так зовут детектива Уотерхауса, говорил, что вы в этом уверены. А я теперь уверена, что вы ошибаетесь, потому что собственными глазами видела Мэри Трелиз в полном здравии и даже разговаривала с ней.
Эйден пододвигает сшиватель, берет два разрезанных багета и вставляет в станок. За работу!
– По-вашему, я лгу? – спрашивает Шарлотта Зэйлер.
Напряжение становится невыносимым.
– Эйден, ответь ей! – кричу я.
– Хотите, отвезу вас на Мегсон-Кресент? Тогда вы сами увидите, что она в порядке.
– Нет.
– Как вы познакомились с Мэри? – В голосе сержанта Зэйлер появляется настойчивость. – Вы ведь не все рассказали Саймону? Со мной не поделитесь?
– Нет.
– Мэри клянется, что знать вас не знает. Получается, если она говорит правду,
Эйден поднимает голову, сам не свой от злости, что его отрывают от работы.
– Если я ее убил, значит, мы встречались. По законам логики, иначе быть не может.
Почему он злится? Какой реакции он ждал от полицейских?
– Хорошо, – терпеливо кивает сержант Зэйлер, – расскажите, как вы познакомились с Мэри.
Тишина. Я сверлю Эйдена взглядом, беззвучно упрашиваю ответить, но понимаю, что отвечать он не станет. Я бессильна. Раз Эйден отказывается разговаривать даже с полицией, нам не поможет никто.
– Эйден, сколько раз вы встречались с Мэри до того, как совершили убийство?
– Он никого не убивал! – вскрикиваю я.
Сержант Зэйлер поворачивается ко мне:
– Эйден рассказывал, что задушил Мэри голой? А что бросил ее бездыханное тело посреди кровати в той...
– Замолчите! – кричит Эйден.
Перед глазами темнеет, я жадно ловлю воздух ртом. Задушил... Голой...
– По-моему, ей он об этом не говорил, – вмешивается Уотерхаус. – Простите, но я не понимаю. Рут вы сказали, что убили Мэри Трелиз много лет назад, а мне – что в спальне дома номер пятнадцать по Мегсон-Кресент лежит тело. Вы правда считаете, что тело так долго может оставаться необнаруженным?
Эйден отмеряет нейлоновую веревку, словно не слыша вопрос. Он не просто игнорирует Уотерхауса, а внушает себе, что в мастерской никого нет, что мы не существуем.
– Эйден, скажи что-нибудь! – срываюсь я.
– Раз он молчит, может, вы пример покажете? – переключается на меня Чарли Зэйлер. – Вы мне солгали. Сказали, что не знакомы с Мэри Трелиз, а она утверждает обратное. Мол, из-за нее вы потеряли работу, и она, чувствуя себя виноватой, подарила вам картину. Так все было?
Я киваю, заставляя себя не смотреть на Эйдена.
– Когда вы познакомились с Мэри Трелиз?
– В июне прошлого года.
– В июне. В убийстве Эйден признался вам в декабре, хотя за полгода до того вы видели Трелиз в полном здравии. Вы наверняка сказали Эйдену, что этого не может быть. Рут, вы так ему сказали?
– Я...
– Да, она сказала! – бросается на помощь Эйден. – А я заявил, что она ошибается.
– Мэри Трелиз – художница, – меняет тему Уотерхаус, и я вздыхаю с облегчением. Он не интересуется Галереей Спиллинга и моей стычкой с Мэри. Рассказывать об этом меня никто не заставит! – По долгу службы вам наверняка приходится общаться с художниками. Что вы о них думаете?
– Некоторые очень даже ничего.
– А другие, что с ними не так?
– Они относятся ко мне, как к прислуге! – вздыхает Эйден. – Считают физический труд чем-то постыдным. По их мнению, если в процессе руки становятся грязными, значит, ты сам грязь. Встречаешь их в ресторане, они сперва не узнают, а когда вспоминают, лица вытягиваются от ужаса: как чернорабочий попал в дорогой ресторан?! Еще есть те, кто без конца мусолит один и тот же сюжет и верит, что обладает неповторимым стилем, и те, кто пишет лишь любимыми цветами, – в таком случае одежда и ковры покупаются в той же гамме.