Полужизни
Шрифт:
На столе остывала нетронутая пицца, а Чарли страшно хотелось попросить Ланда повторить ее рассказ. Вдруг он пропустил все мимо ушей, а затем заявил, что не возьмется за это дело?
– Речь о ее коллекции, – проговорила Чарли. – Она ведь не спрятана, а, наоборот, на виду! Разве это не наглость? Любой вошедший в комнату может взглянуть на стену и получить... полную информацию о самом болезненном моменте моей жизни. И вырезки с фотографиями – лишь то, что я увидела из коридора. Вдруг «стена позора» – только часть коллекции? В прошлую пятницу она караулила меня у дверей управления...
Смартфон снова пискнул, Ланд схватил его и снова застучал по кнопкам. Он дышал, как марафонец, бормотал себе под нос и не обращал на Чарли ни
– Басси ведь не просто так ждала вас возле управления, а по веской причине?
– Не знаю. Несла какую-то ерунду. Мол, ее приятель твердит, что убил женщину, которая жива и вполне здорова. Объяснить, почему желает говорить именно со мной, она отказалась. Вчера я спросила, зачем она носила вырезку со статьей обо мне в кармане куртки, а она снова уклонилась от ответа...
– Мисс Зэйлер...
– Сержант Зэйлер! – раздраженно поправила Чарли.
– На вашем месте я бы не нервничал. – Ланд обмотал вилку спагетти и наклонился к тарелке так низко, что темная челка чуть не искупалась в соусе. Спагетти исчезли во рту. («Ну и звуки! – думала Чарли. – Не человек, а мощный пылесос!») Скатерть и рубашка окропились соусом. Ланд крикнул что-то по-итальянски, не обращаясь ни к кому конкретно, а затем как ни в чем не бывало перешел на английский: – Коллекция висит в спальне, которую Басси делит с постоянным сожителем. Сколько человек увидят статьи и фотографии? Басси, сожитель, парочка близких друзей – и все.
– Даже если никто не увидит, мне плевать! – взорвалась Чарли. – Басси права не имеет! Или имеет? Хотите сказать, любой озабоченный идиот может собирать информацию обо мне, превращать в потеху, в глупое хобби, и помешать ему нельзя?
– Раз вы задаете такие вопросы, значит, не слушаете меня или не хотите слушать.
– Пусть уничтожит свою коллекцию или отдаст мне, сама уничтожу! – Чарли чувствовала, что срывается на крик.
– Вы требуете того, что не может быть осуществлено по закону, – скучающе осадил ее Ланд, проблемы Чарли его явно не заинтересовали. – Мне здесь работать не с чем, и точка. Во-первых, напоказ ничего не выставляется. Расклеивай она вырезки с фотографиями на улицах, другое дело, а дом – ее личная территория. Все составляющие ее коллекции были в открытом доступе: статьи и фотографии печатались в газетах, которые Басси, предположительно, покупала. Она ведь ничего у вас не украла, верно? А вы сами не храните старые газеты и журналы – «Вог» там, «Английский дом»?
– Нет! – огрызнулась Чарли. Неужели она похожа на пустышку, интересующуюся сумками и диванными подушками? – Хранить газеты с журналами и годами собирать статьи о конкретном человеке – не одно и то же. Я не держу дома ничего, что нарушало бы неприкосновенность личной жизни других!
Ланд нагнулся к своему портфелю, порывшись, вытащил мятый номер «Дейли телеграф» и положил на нетронутую пиццу Чарли. Масло тотчас пропитало тонкую бумагу.
– Вот, – Ланд показал на статью внизу страницы, – материал о Дэвиде Милибэнде, нашем министре иностранных дел, искренне надеюсь, ненадолго! Захочу – вырежу эти три параграфа и приклею на зеркало в ванной! Это мое право, которому никакой Милибэнд не воспрепятствует. Я говорил уже дважды, скажу еще раз: вторжением в частную жизнь здесь и не пахнет. Если бы Басси выкладывала ваш личный дневник в Интернете или украла статьи с фотографиями из вашей спальни, был бы другой разговор! Ну или если использование этой коллекции вредило бы вам...
– Эта сучка меня преследует! – Чарли швырнула газету в Ланда. – По-вашему, это не вред? «Стена позора» – лишь часть кошмара, который я должна прекратить. Она караулила меня у входа в управление, а с какой целью, не объяснила...
– Из вашего рассказа трудно заключить, что вы очень добивались объяснений. – Ланд подавил зевок. – Я, например, прямо спросил бы, что у нее на уме, и никаких отговорок
– Да я от страха чуть не сдохла! – прошипела Чарли. Неприятно расписываться в полной никчемности, но Доминика Ланда она больше никогда не увидит, поэтому какая разница? Номер четыре в рейтинге лучших юристов Великобритании сочтет ее полной размазней? Ну и пусть! – Даже вы не станете отрицать: эта женщина мной одержима. Пока она думает, что я не в курсе, ей можно расслабиться. А если бы я сказала, что видела «стену позора», кто скажет, как повела бы себя Басси? Вдруг выхватила бы нож и искромсала меня на куски? Она же безумна! Мне хотелось одного – выбраться оттуда, и поскорее. – Чарли засопела и поспешно вытерла глаза. Разве она плачет? Нет, две слезинки – это еще не плач! – Но как бы мне ни хотелось, сбежала я далеко не сразу – целых два часа сидела в гостиной Басси и наслаждалась длинной байкой про художественную выставку. Врала сама себе, что пытаюсь ее раскусить, но главным было не это, а страх. Рут Басси как минимум два года за мной следила, играла, манипулировала, возможно, не одной мной, а кем-то еще. А фарс с убитой-неубитой художницей, кто знает, сколько в нем правды? Вдруг это очередная ловушка? Вчера она потчевала меня ненужными подробностями и, представляете, я слушала, как примерная девочка. Надеялась, что если прикинусь подружкой, то эта идиотка смилостивится и откажется от исполнения своего неведомого плана.
Вспышка Чарли не удивила Ланда, – скорее, позабавила.
– Мисс Зэйлер, пардон, сержант Зэйлер! У вас налицо классический уход от действительности. Боюсь, вы в плену иллюзий! Судя по вашему рассказу, нет ни малейших причин думать, что эта женщина преследует вас или стремится вам навредить. Она читала о вас в газетах, потому и обратилась к вам за помощью. Разве это преследование? А газетная вырезка в кармане куртки – опять-таки, что тут такого? Закон не запрещает воздерживаться от объяснений, вырезать из газет заметки и вешать на стену. Любой гражданин Великобритании может обклеить дом статьями о вас, и вы не вправе воспрепятствовать.
– Ладно. – Чарли заставила себя дышать ровно и медленно. – Вернемся к действительности.
Ланд вскинул брови, точно говоря: а ты на это способна? Тут опять тренькнул смартфон, магнитом притянув все его внимание. Чарли превратилась в невидимку, даже больше – в пустое место. Пока Ланд терзал кнопки, она взяла себя в руки.
– А если действовать исподтишка? – предложила Чарли. – Если для острастки послать Басси «официальное» письмо? Если возьметесь, расходы я покрою.
– Я не рэкетир! – ухмыльнулся Ланд. – Что ваша сестра про меня наговорила?
– Я же не избить ее прошу! – Чарли старалась, чтобы голос не звучал умоляюще. – Может, пригрозить ей судом, если не уничтожит свою «стену позора»? До настоящего суда, конечно, не дойдет, но Басси этого не узнает. Она в багетной мастерской служит, а не в адвокатской конторе! Испугается, как и любой человек!
Ланд пожал плечами и вытер лицо салфеткой – все лицо, а не только рот. В итоге и щеки, и подбородок покрылись оранжевым жиром.
– А вдруг Басси обратится к адвокату и он объяснит, что письмо – туфта? Тогда моей репутации конец. Меня обвинят в нарушении профессиональной этики и элементарной глупости. Если у Басси есть хоть капля мозгов, она подключит прессу. Я бы точно в ближайшую редакцию побежал!
– Но ведь нужно что-то делать! «Стена позора» мне покоя не дает! Постоянно думаю о тех, кто ее видел и читал обо мне гадости. Неужели не понимаете? Разве это не вторжение в мою личную жизнь?
– От ваших страданий законы не изменятся, – сухо заметил Ланд. – С точки зрения закона, сейчас вы подбиваете меня на вторжение в личную жизнь Басси. Я бы на ее месте сразу в газету пожаловался! «На жительницу Спиллинга напала бывшая подружка психопата». На ее стене прибавится статей, а у вас – страданий.