Полужизни
Шрифт:
– Почему?
– Мэри написала потрет девушки, которая... трагически погибла, – виновато объяснила Йен. – Имя сейчас не вспомню, хотя в ту пору знала – Мэри назвала картину ее именем. Это была не соседка, а одноклассница Мэри, писательница. Девушка написала один роман, а потом повесилась. Молодая, красивая – в общем, настоящая трагедия!
– Вдруг Мэри была ее подругой? – предположила Чарли, вспомнив слова художницы: «В эмоциональном плане писать портреты знакомых чревато страшной нервотрепкой».
– Да, они были неразлучны, – кивнула Йен. – Мэри твердила, что та девушка была для нее всем, словно... словно любовь развязывала ей руки, и мне следовало помалкивать.
Чарли мысленно вернулась к больной теме – к «стене позора» в спальне Рут Басси. Вот Йен поняла бы, почему Чарли хочет ее уничтожить. Невыносим сам факт существования жуткой коллекции – и безразлично, увидят ее или нет.
– ...Выдавила из меня откровенность, потом за нее же растерзала! – сетовала Йен. – Как заведенная повторяла: «Убийство, убийство, убийство», словно я в чем-то ее обвиняла.
– Какое убийство? Вы же сказали, что девушка повесилась!
– «Любой подумает, что я ее убила!» «Я художник, а не убийца, я лишь нарисовала ее!» – и так далее и тому подобное. Та девушка впрямь повесилась. Когда Мэри заговорила об убийстве, я испугалась и попросила ее перепроверить.
– И что Мэри?
– Заявила: «Она захотела умереть», точно это давало ей право изображать изуродованную смертью подругу! – Йен сокрушенно покачала головой. – Я возмутилась. «Захотела умереть» вовсе не означает, что она хотела и свой посмертный портрет, как вам кажется?
«Она хотела умереть» равноценно не «Она совершила самоубийство», а скорее «Она толкнула меня к убийству». В бытность детективом Чарли слышала бесчисленные варианты таких оправданий. Исключительно от убийц.
– Мою позицию Мэри сочла предательской и прощать меня не собиралась, особенно за критику картины. Только картина ее и волновала! Наши отношения дали трещину, а ЧП на выставке поставило на них жирную точку.
– Что случилось?
– Впервые Мэри появилась у меня с картиной под названием «Аббертон». Как и портрет убитой, она была очень ей дорога, пожалуй, еще дороже. Впрочем, «любимчики» есть у большинства художников, «родные дети» и «пасынки». Для «Аббертона» сделали раму, но Мэри осталась недовольна: она хотела искусственно состаренную, то есть зеленоватую раму. Пришлось тонировать багет зеленым. Говорю же, если Мэри чего-то хочет, то непременно добивается. В общем, картина ждала ее здесь. Мэри обещала забрать, когда закончит очередную работу, в процессе она прерываться не любит. – Йен помрачнела, и слова понеслись бурным потоком. – В то время у меня служила девушка по имени Кьяра. Она взяла на себя смелость привезти «Аббертона» на выставку, хотя я четко сказала: «Эта картина не выставляется». Впоследствии она оправдывалась, что ничего не слышала, но я-то чувствовала: врет. В принципе, Кьяра поступила правильно, ведь чем еще привлечь посетителей, если не «Аббертоном»? Особенно если грамотно его разместить.
В голосе Йен звучало неподдельное волнение. Она не забыла о ЧП, не выбросила его из головы, как посоветовал бы жирный дрочила Ланд.
– Зря я оставила Кьяру на стенде! Она не подумала о возможных последствиях, вот и попала в историю. Одна посетительница захотела купить «Аббертон», а Кьяра соврала,
– Вряд ли! – вздохнула Чарли.
– Вы не видели ту женщину! – возразила Йен. – Неуравновешенная дамочка, и это мягко сказано. Я ни о чем не подозревала, пока в обед не сменила Кьяру на стенде. Картину Мэри Кьяра уже спрятала, но я-то не знала, что «Аббертон» вообще привозили на выставку! Думала, он у меня в мастерской, Мэри дожидается.
– Так странная посетительница вернулась? – Чарли старательно изобразила удивление.
– Да, вместе с мужчиной. Правда, мужчина делал вид, что он не с ней. Я догадалась, что они вместе, лишь когда мужчина зашагал прочь, а женщина побежала следом. Мне она кричала, что картина Мэри Трелиз утром была на нашем стенде, а Кьяра – лгунья. Я не поняла, о чем она, и сказала: простите, вы ошиблись. Через пару минут я нашла «Аббертон» под стопкой эстампов, но истеричная особа уже убежала.
– А Мэри откуда про ЧП узнала? – спросила Чарли. Такой вывод напрашивался сам собой.
– От меня. – Йен поморщилась. – Я не могла не сказать. Что та безумная с выставки – ее шпионка, я не верила, а вот что она знакома с Мэри и может нажаловаться, не исключала и решила прийти с повинной. Точнее, позвонить.
– И она снова отреагировала болезненно?
– Бросила трубку, а на следующий день явилась за картиной. Ни слова не сказала, даже не взглянула в мою сторону... С тех пор ни слуху ни духу. Я и звонить, и писать пробовала – безрезультатно. В итоге я сдалась.
– А Кьяра? – полюбопытствовала Чарли.
– Уволилась через неделю после выставки, – процедила Йен.
«Не по своей воле», – догадалась Чарли, а вслух спросила:
– Полагаю, у вас нет фотографий картин, которые Мэри приносила в галерею?
Чем больше Чарли слышала об «Аббертоне», тем больше хотела на него взглянуть: из-за чего весь сыр-бор?
– Были, – потупилась Йен, точно стыдилась признаться. – Вообще-то Мэри сразу заставила пообещать: никаких фотографий. Я дала слово и собиралась его держать, но когда поняла, что Мэри вот-вот заберет картину, сделала пару снимков. Показывать их я не планировала, просто хотела оставить память о картине, которая произвела на меня большое впечатление и изменила отношение к работе. Однако после ЧП, когда Мэри бросила трубку, я стерла снимки и в фотоаппарате, и в компьютере. Подумала, так справедливее. Я вообще не имела права фотографировать. Слово я не сдержала и не оправдала доверие Мэри. Вопреки моим надеждам, сомнений не оставалось: ее агентом мне не быть. – В лице Йен читалась физическая боль. – В общем, у меня нет фотографий ни «Аббертона», ни других работ Мэри. Я ежедневно спрашиваю себя, правильно ли поступила. Вы будете смеяться, мол, проблем настоящих не знала, и не ошибетесь, и тем не менее... Решение уничтожить те снимки оказалось, пожалуй, самым нелегким в моей жизни.
9
4 марта 2008 года, вторник
На часах четыре, и я наконец готова.
На разбор документов в «Багетной мастерской Сида» ушел почти целый день. Начала я в шесть утра – заперла дверь на два засова и устроилась на полу с фонариком, чтобы с улицы не было видно свет. Пару раз в дверь стучали, но я не обращала внимания.
Слава богу, Эйден ведет подробную документацию! Я составила список клиентов и обзвонила всех, спрашивая, не видел ли кто его вчера или сегодня. Никто не видел.