Полвека на флоте (со страницами)
Шрифт:
Однажды комиссар посоветовал Н. Н. Несвицкому собрать наших жен и поговорить с ними, узнать, как они живут. Собрание организовали без нас, на берегу, в Доме
[104]
Флота. Речей произносить Несвицкий не умел и не любил. Он сразу спросил женщин:
— Как живете? Ему хором ответили:
— Хорошо живем.
Командир улыбнулся, прищурился.
— Наверно, меня ругаете за то, что мужей ваших отпускаю домой только раз в неделю? И тут моя жена отличилась.
— Что вы, Николай Николаевич, — сказала она, — мы очень довольны. Мой через день, как только поедет по делам в гидрографию, так забегает домой, пообедает, отдохнет и только к ужину — на корабль.
—
Что говорили другие жены, я не знаю, но по возвращении на корабль Несвицкий мне объявил:
— Штурман! Неделю без берега.
Когда я попытался узнать, за что, Несвицкий отрезал:
— Спросите у жены…
Осенью начались большие и малые общефлотские учения. Флот решал задачу отражения десантов. Сил у нас было уже больше и на море, и в воздухе. «Синие» обозначались обычно крейсером «Коминтерн» и канонерскими лодками. Их в море атаковывали развернутые на позициях подводные лодки и авиация «красных», а затем ночью три-четыре эсминца. На рассвете крейсер «Червона Украина» совместно с береговыми батареями и торпедными катерами «добивал» и «топил» десант. Во время учений у нас на крейсере обычно находился начальник Морских сил Черного моря В. М. Орлов. Это была весьма колоритная фигура. Сын состоятельных родителей, он поступил на юридический факультет университета, а во время первой мировой войны, как и многие студенты, был призван на флот и поступил в отдельные гардемаринские классы, готовившие за три года офицеров флота. Революция застала Орлова на учебном корабле «Орел» на Дальнем Востоке. Вместе с небольшой группой гардемаринов Орлов отказался служить у белых, вернулся в Петроград. Он вступил в партию большеви-
[105]
ков, хорошо воевал в гражданскую. Позднее занимал крупные должности на флоте.
Увлечение в студенческие годы юриспруденцией сказывалось на всей деятельности Орлова. Он был замечательным оратором. Его разборы учений, куда обычно приглашалось излишне большое число участников — «от мала до велика», были увлекательны. Выступления Орлова искрились юмором. Так и слышалось:
— Наши подводнички честно проспали на дне морском, пока подходил вражеский десант… Спасибо крейсеру — он, словно прижавший уши тигр, немедленно бросился на врага, а наши москиты — торпедные катера безбожно жалили смертельно раненный десант…
Нам, молодежи, все это нравилось, в зале даже иногда слышались аплодисменты. Но поучительного в разборах Орлова подчас было маловато.
Выглядел он весьма внушительно — высокий, полный. Вообще-то это был образованный и умелый руководитель. Ему много помогал член Реввоенсовета Г. С. Окунев — опытный и эрудированный политработник, пользовавшийся на флоте большим авторитетом. Его выступления всегда отличались пониманием дела, конкретностью и многому нас учили.
В ночь на 12 сентября 1927 года после окончания флотских учений мы вышли в Сочи. На корабле шел командующий флотом. Погода была чудесная, тепло, на море полный штиль. Лунная дорожка казалась особенно широкой и яркой. Постепенно исчезали огоньки крымских маяков, по последнему из них Айтадору я определил место крейсера. Идем «перевалом», то есть не вдоль берегов Крыма, а прямым курсом на Сочи. До самого кавказского берега здесь нет никаких навигационных препятствий. Младшего штурмана И. И. Ковша, балагура и весельчака, прибывшего из последнего выпуска училища, я отпустил отдыхать, да и сам был не прочь прикорнуть в рубке на диване. Смущала близость начальства — с верхнего мостика доносился громкий баритон Орлова. Мы подходили к меридиану Керченского пролива, как вдруг крейсер сильно вздрогнул, словно налетел на каменную гряду. Командир застопорил машины.
[106]
У
— В чем дело? — услышал я грозный возглас Орлова.
Что я мог ответить? Ведь под нами глубина более тысячи метров. Что бы ни случилось, но всякое начальство прежде всего хочет немедленно видеть живого виновника происшествия, а потом уж разбираться что к чему.
— Штурман! Где наше место? Быстро!
Я ткнул карандашом в точку на карте.
Крейсер медленно терял инерцию. Руль работал исправно. Из машины сообщили, что винты в порядке, но сильный удар слышали и там. Начались всяческие догадки. Снова и снова проверял свои расчеты. Все правильно. Крейсеру вновь дали ход. А через полчаса на мостик поднялся радист и подал комфлоту депешу. Орлов, подсвечивая тусклым фонариком, прочел, подозвал командира:
— Николай Николаевич! Все ясно, в Крыму сильное землетрясение, эпицентр в Ялте.
А я все еще обливался лотом. Хорошо, что было темно и никто не заметил моего волнения. Теперь уже не поминали штурмана и не требовали быстро показать наше место на карте. Начальство отправилось с мостика по каютам, а мы с командиром удалились в рубку. Видя мое понурое настроение, командир сказал:
— Давайте, штурман, приляжем на часок. И не переживайте: в море всякое бывает.
Так моя штурманская практика пополнилась знакомством с землетрясением на море.
Несмотря на задержку в пути, в точно назначенное время, ровно в 8 часов, крейсер отдал якорь на Сочинском рейде. Побывать на берегу нам не удалось, ибо через час вахтенный сигнальщик громко доложил с мостика: «Катер под флагом начальника Морских сил СССР отвалил от пристани!» Сыграли «большой сбор», команда выстроилась во фронт, караул и оркестр вызваны на ют. К трапу подошел катер, и на палубу быстро поднялся Р. А. Муклевич, впервые прибывший на Черноморский флот после вступления в высокую должность. Крейсер немедленно снялся с якоря и взял курс на Севастополь.
Муклевич поздоровался, обошел строй моряков и поднялся на мостик, где и оставался до глубокой ночи.
[107]
Новый наморси оказался общительным и пытливым человеком. В Севастополе он побывал на многих кораблях, тепло беседовал с моряками, выходил в море, на деле проверял выучку экипажей. Мы быстро убедились, что это талантливый, мыслящий организатор, у которого сложилось свое твердое мнение о путях строительства флота.
Весна 1928 года запомнилась мне дипломатическими хлопотами. Нашу страну посетил король Афганистана Амаяула-хан. Советское правительство устроило ему торжественную встречу. С Афганистаном у Советского Союза к тому времени установились хорошие отношения. Из нашей страны король должен был отбыть на турецкой яхте «Измир», которая направлялась в Севастополь в сопровождении двух турецких же канонерских лодок. Мне было поручено встретить эти корабли на границе наших территориальных вод. Лоцмана почему-то не назначили, я выполнял его функции. Правда, вход в Северную бухту Севастополя не представлял никаких трудностей, надо было идти одним курсом — прямо по створу Инкерманских маяков.
Погода была свежая, и уже на пути к кораблям мой белоснежный костюм я был одет по форме № 1 — изрядно пострадал от брызг. Еще больше я промок, когда на волне ловил штормтрап — тонкую веревочную лестницу и по ней взбирался на высоченный борт океанской яхты. Поднявшись на палубу, я от имени командующего флотом поздравил командира отряда с прибытием и указал на карте место, отведенное для стоянки кораблей. Турецкий офицер, разглядев мои командирские нашивки, долго извинялся, что заставил меня подниматься по штормтрапу, объясняя свой промах тем, что они ожидали лоцмана, а не представителя командующего флотом.