Полвека на флоте (со страницами)
Шрифт:
Приехавшая к тому времени в Севастополь королевская чета разместилась на яхте. На меня возложили роль офицера связи при королеве Сарайе. Обязанности мои были несложные, но достаточно нудные. Являлся я на яхту к подъему флага. Королева, конечно, еще спала. Приходилось без дела торчать на палубе. Часов в десять королева приглашала меня к завтраку. Мне подавали солидную рюмку коньяка и две галеты. Видимо, предполагалось,
[108]
что я уже где-то завтракал. Оставалось лишь с тоской вспоминать кают-компанию крейсера. Весь день королева сидела на палубе в шезлонге, рассматривала в бинокль город и заставляла меня рассказывать о всех памятниках и старинных сооружениях, которые попадались ей на глаза. Королева прекрасно говорила по-французски, я очень
В двадцатых числах мая яхта «Измир» под гром орудийного салюта покинула Севастополь. Наши летчики, сопровождавшие яхту в качестве почетного эскорта, очень эффектно сбросили на корму, где находился Аманула-хан и вся его свита, два большущих букета живых цветов. Мы долго потом восхищались: молодцы летчики, умеют бомбить корабли.
Вслед за «Измиром» в Турцию должны были направиться «Червона Украина» и три наших эсминца. При подготовке к походу в Стамбул возникла неожиданная проблема. С нами собирались идти некоторые большие флотские начальники. Показалось неудобным, что на одном крейсере вдруг окажется так много высоких чинов. Было принято решение: всем, кроме командующего флотом и еще нескольких официальных лиц, сменить знаки различия. Так некоторые флагманы (по-современному адмиралы) оказались вдруг значительно ниже по служебной категории. Поскольку предполагалось, что многие из нас в Стамбуле будут приглашаться на разные приемы, нам объявили, как звучат турецкие чины, соответствующие нашим. Я, таким образом, приравнивался к турецкому юзбаши. «Разжалованные» начальники со смущением поглядывали на свои новые нашивки. Но оказалось, что и те нашивки, которые оставались у нас на рукавах, удивили турок. Во время банкета на старом турецком крейсере «Гамидие» я оказался рядом с пожилым стамбульским чиновником. Хотя и с большим трудом, но мы нашли с ним общий язык. Мой собеседник загляделся на золотые нашивки сидевших неподалеку от нас Орлова и Окунева.
— Скажите, пожалуйста, господин юзбаши, в каких они чинах?
[109]
Я объяснил, что господин Орлов — адмирал, а господин Окунев вице-адмирал. Старик задумался, а потом показал на начальника штаба флота:
— А он, значит, контр-адмирал?
— Да.
— Я смотрю, вы богатые люди. У нас на флоте всего один адмирал, и тот в отставке, а пока флотом командует капитан первого ранга, вот тот, — и он указал на представительного мужчину…
28 мая мы вошли в Босфор — красивейший пролив между высокими горами. Пролив извилистый, на поворотах очень сильное течение, крейсер так и норовил рыскнуть в сторону, но Несвицкий прекрасно управлял кораблем. А мне не раз пришлось бегать от компаса на мостике в штурманскую рубку, к карте. Корабли наши стали на якорь на рейде Стамбула, напротив бывшего султанского дворца Долма Бахча с грандиозным куполом и множеством башен. Начались многочисленные визиты начальников всех рангов. Находившийся на крейсере представитель Наркоминдела определял, сколько залпов салюта положено тому или иному гостю. Целый день над рейдом гремела канонада. Бедный младший артиллерист Петя Лепин, мягкий и добродушный, совсем сбился с ног. Не обошлось, конечно, и без того, что кому-то «перестреляли», а кому-то и «недостреляли», и достреливать пришлось на следующий день с подъемом флага. А был случай, когда вообще зря палили, ибо белая яхта, появившаяся в проливе, была не та, которую ждали.
На моих глазах с крейсера сходил высокий господин в парадном сюртуке и цилиндре. Ему тоже что-то полагалось «салютное». Как только катер отвалил от трапа, Петя Лепин поторопился скомандовать «залп». Пушка ахнула, а катер был еще так близко, что воздушной волной сбило и снесло в воду цилиндр гостя. Господин сначала опешил, а потом заулыбался и помахал нам рукой.
Приемов и встреч в Стамбуле было очень много. Атмосфера на них была дружественная и отношение к нам — самое внимательное.
Потом крейсер и эсминцы перешли в Измирский залив Эгейского моря и стали на якоря среди небольших зеленых островков, недалеко
[110]
дружеские гребные гонки. Мне вновь было приказано находиться при королеве Сарайе и давать ей объяснения по ходу состязаний. Аманула-хан, его супруга и вся свита интересовались, где стоят русские шлюпки. Во время гонки они шумно «болели» за наших гребцов и горячо аплодировали, когда советские шлюпки первыми пересекали линию финиша.
Наши моряки провели гонки блестяще. Даже молчаливый и суховатый Несвицкий сам встречал у трапа возвращающиеся с гонок шлюпки и все повторял:
— Молодцы, благодарю!
Перед отплытием мы вернулись в Стамбул. Турецкие морские офицеры организовали нам проводы, как они выражались, «на уровне корабельных кают-компаний». От крейсера группу командного состава возглавил старший помощник М. М. Оленин. С миноносцев была преимущественно молодежь со своими старпомами. Вечер с эстрадным концертом прошел весело и непринужденно. Многие речи отличались смелостью политических суждений. Хорошо помню, как один из турецких моряков сказал:
— Русские! Вы молодцы, вы никого не слушаете, ни немцев, ни англичан, сами себе все делаете. Вы себя еще покажете, я в это верю…
И из других высказываний было ясно, что ни веймарская Германия, ни англичане в то время не пользовались особой любовью у молодого турецкого офицерства.
Возвращались мы с прощального ужина довольно поздно. С трудом развезли хозяев, ибо не все были способны назвать свой корабль… Подходим, наконец, к нашему крейсеру и видим, что он стоит без огней. Не светятся и каютные иллюминаторы. Что такое? А когда мы подошли к трапу, то на наши головы обрушились водяные струи. Веселое настроение у всех сидевших в катере разом пропало. Старпом Оленин спрашивает:
— Послушай, Пантелеев, что это значит? Неужели командир объявил пожарную тревогу? Неудачное же он выбрал время.
Я промолчал, а младший штурман Ковш сразу возразил:
— Что вы, товарищ старпом, без вас он на это не решится.
[111]
Поднялись на палубу. Кругом развернутые пожарные шланги. Краснофлотцы бегают с огнетушителями.
Оказалось, это не учебная тревога, а настоящий пожар в одном из котельных отделений. Сейчас он уже побежден. Сказались распорядительность и энергия старшего вахтенного начальника Н. Г. Кузнецова, оставшегося за старпома, и котельного инженер-механика Н. Л. Лобановского. Ни на берегу, ни на стоявших на рейде турецких кораблях ничего не заметили.
С рассветом мы подкрасили обгоревшую дымовую трубу, и последние следы ночного происшествия навсегда исчезли.
В назначенное время наш отряд снялся с якоря. Корабли заняли свои места в эскорте яхты «Измир». Мы сопровождали ее до Батуми. Там прозвучал последний салют Амануле-хану, съехавшему на берег для дальнейшего следования сухим путем в Афганистан.
Мы все облегченно вздохнули. Парадные походы уже изрядно надоели нам шумихой и пестротой. Снова началась боевая подготовка, ожила кают-компания — этот центр духовной жизни корабля, где собираются в свободную минуту командиры, чтобы отдохнуть в дружеском кругу, обменяться мнениями. Я не помню более дружной и веселой кают-компании, чем на «Червоной Украине». Это сильно помогало сплочению команды крейсера.
Здесь у меня появилось много новых друзей. Со многими из них и сейчас добрые связи. В частности, участвуя в художественной самодеятельности крейсера, я подружился со старшиной турбинистов Евгением Жуковым и политруком Николаем Зубковым. Мы и сейчас встречаемся. Жуков стал вице-адмиралом, а Зубков — капитаном 1 ранга, отличным политработником. Да и почти все мои сослуживцы тех лет выросли, возмужали, стали очень ценными для флота людьми.