Поляна, 2013 № 01 (3), февраль
Шрифт:
Настя вдруг улыбнулась.
— Мы, Маша, сидим рядком. Давай, что ли, поговорим ладком.
— Давай. Мне и не в такие передряги приходилось попадать. — Маруся бросила в рот несколько ягод.
— Помнишь, подруга, как в войну жили? Как целыми днями есть хотелось? Как любую съедобную травку рвали и жевали? Ничего, тогда выжили. И сейчас не пропадем.
— Помню, конечно, — ответила Настя. — Хорошо помню. Но мы в те времена детишками были. Кровь горячая била ключом во всех наших жилках. А сейчас костями старыми и не согреться. И кровь не та. Пыхнет раз в году, и все.
— Зато душа у нас молодая. Не у каждой
Сентябрьское утро выдалось дождливым и серым. Ко всему прочему поднялся холодный, пронизывающий ветер, который раскачивал макушки невысоких сосен, отчего с них падали сухие, давно раскрывшиеся шишки. Время от времени от резких порывов ветра дрожал багульник, а по водяным окнам между болотными кочками шла рябь. Вот такой погодой утро встретило бабушек, которые всю ночь так и просидели на сосновом стволе. Они промокли и промерзли, но все же заснули. И сейчас, склонив друг другу на плечи головы, они спали. То, что старушки живы, можно было понять по их дыханию, которое еле заметным парком вырывалось изо ртов.
Большой черный ворон закружился над людьми. Громко несколько раз каркнул…
— Кру!.. Кру!.. — разнеслось над болотом.
Первой глаза открыла Маруся. Она сидела, не двигалась и смотрела перед собой. Шевелиться не было сил. Ее тело ныло каждой мышцей, каждой косточкой. Очень хотелось есть. Мокрая одежда противно прилипала к коже и не согревала старушку в это холодное утро.
Зашевелилась Настя. Она оторвала голову от плеча подруги. Выпрямилась.
— Уже утро, — прошептала. — Маруся не ответила. Настя нагнулась и зачерпнула из лужи воды. Умыла лицо. Сняв с головы платок, утерлась им. Поправила волосы.
— Куда идти-то?
— Домой, — ответила Маруся.
— А где он, дом? — Настя расправила платок, резко его встряхнула и повязала на голову.
— Пойдем, глядишь и выйдем.
Но они продолжали сидеть. Шатание по болоту, практически бессонная ночь, отсутствие еды — все это для двух женщин их возраста оказалось тяжелейшим испытанием. Однако идти нужно, и помощи им ждать неоткуда, старушки это хорошо понимали. А поэтому они кое-как поднялись и пошли дальше. Все было как и вчера. Ноги сначала проваливались в мох, потом утопали в воде. — И так шаг за шагом.
Корзины, наполненные ягодами, стали неподъемной ношей. И при очередном привале бабушки высыпали часть ягод прямо на мох.
— Пусть остаются. Все легче будет идти. Нам теперь главное выйти, — и старушки по очереди перекрестились.
Их сгорбленные фигурки, тащившие корзины то в руках, то на плечах, то на палках, двигались по болоту все медленнее. Дождь не прекращался, солнце из-за туч так и не показалось, а сил у них оставалось все меньше и меньше. Снова над ними закружил черный ворон.
— Кру!.. Кру!.. — кричала птица.
— Кру!.. — ответила ей вторая, появившись над поляной, где на этот раз отдыхали старушки.
— Не по наши ли души кружатся? — Настя внимательно следила за вороньем.
— А по чьи еще? Других православных душ тут нет, — Маруся вытерла слезившиеся глаза. Посмотрела вверх. Пара воронов как раз пролетала над ними.
— Кру!.. Кру!.. — кричали большие черные птицы.
— Рано еще. Живы мы пока. Может,
— Да какая у меня скотина! Кошка да собака. Хотя Полкан без воды и еды долго не выдержит. Чего-чего, а пожрать он дюже любит. Посидит голодный, газету почитает и выть начнет. Наши деревенские, глядишь, внимание и обратят. Бог даст, люди шум поднимут. Главное, чтобы они поняли, что мы именно на болото пошли, за клюквой.
— Поймут. Куда еще двум дурам из деревни деться? Лучше вспоминай, — Маруся посмотрела на подругу, — может, видел нас кто, когда мы с тобой к лесу топали?
Настя задумалась. Минуту они молчали.
— Вроде нет, — наконец проговорила Настя. — Не припомню я что-то. Как-то быстро мы ушли. И незаметно для всех.
— Это и плохо, — Маруся сидела и жевала клюкву, стараясь заглушить голод. Несколько раз зачерпнула из лужи воды и попила.
— Болотную воду лучше не пить, — Настя попыталась ее остановить.
— Да знаю. А что делать? Другой-то нет. А пить охота, — отмахнулась та и спросила, — Может, Господь Бог скажет, в какую сторону нам идти? Попросим! Она подняла к небу лицо, перекрестилась три раза и произнесла:
— Господи, помоги нам! Выведи из чертовою угла! — перекрестилась еще раз и добавила, — Домой выведи!..
Весь второй день старушки бродили по болоту, но тропы к дому так и не нашли. День выдался дождливым, холодным, серым и сумрачным. Из еды только клюква и пара перезрелых грибов — подберезовиков, которые удалось обнаружить на небольшой сухой лесной гриве, где старушки решили провести свою вторую ночь на болоте. Еле двигаясь между деревьями, они пытались ломать ветки с тех чахлых елок и сосен, которые росли в этом месте. Сверху на ветки насыпали хвои, разрушив непонятно как оказавшийся здесь муравейник. Наконец улеглись на оборудованную под деревом постель, тесно прижавшись друг к другу. Хотелось согреться, но получалось плохо. Мокрым было все. Земля, деревья, одежда, сколько они ее ни выжимали. Юбки, платки и кофты водой были просто пропитаны. Порадовались только одному, к ночи закончился дождь. С одной стороны, это было хорошо. С неба перестало лить, появились звезды, и следующий день обещал быть солнечным. Хороший должен быть день. Но только не для заблудившихся в этих северных краях двух обессиливших старушек. Вызвездило — к погоде. А хорошая дневная осенняя солнечная погода — это, как правило, ночной заморозок, как никак, конец сентября — начало октября. Так и произошло. Лужи под утро покрылись тонким льдом. Мокрый мох тут же превратился в хрустящую корку, а одежда людей, ночевавших в эту ночь на болоте — в ледяной панцирь…
Наконец взошедшее над деревьями солнце осветило двух подруг, лежавших на сооруженной ими постели-подстилке. Их тела, казалось, за эту ночь стали меньше. Они и так бабушками были не богатырского роста. А сейчас просто рядом, обнявшись, лежали два маленьких человечка, две девочки. Если бы не седые волосы, выбившиеся из съехавших с голов платков. А так дети и дети.
А солнце поднималось все выше и выше. От одежды пошел пар. Солнечные лучи делали свое дело. Грели влажную одежду, та просыхала и парила…