Поляна, 2013 № 03 (5), август

Сычева Ираида

Естественность, непринужденность (или, если воспользоваться пушкинским словцом, небрежность), с которой Крылов ведет свое повествование, настолько подкупает, что читатель (слушатель) попросту не замечает одной, назовем это так, странности, которая, однако, отчетливо видна на фоне ранней версии стиха 6-го:

Первая публикация (1808 г.)

Сбиралась уж клевать кусочек свой сырку

Окончательная редакция

Позавтракать-было совсем уж собралась

Для полноты картины стоит привести рукописные варианты этого стиха:

За сыр было уже Ворона принялась За завтрак уж было Ворона принялась

Очевидно, что поэт стремился к наиболее адекватному обозначению действий персонажа, причем наименее удачным со всех точек зрения следует признать промежуточную версию, представленную в «Драматическом вестнике» 1808 г.: «кусочек сырку» можно съесть, проглотить, слопать и т. п., но не клевать, т. е. долбить, щипать клювом, — что там долбить? Понятно, почему не прошли и рукописные варианты: глагол принялась предполагает начало более-менее длительной трапезы, кусочка для которой явно маловато, если, конечно, не предположить в Вороне наклонности к гурманству. Заметим, однако,

что во втором по счету черновом варианте уже довольно явственно проступают очертания окончательной редакции.

Обратим внимание и на то, что из стиха исчезает сыр: важен оказывается не объект действия, а само действие, процесс, в процессе же не столько его содержание (поедание, насыщение), а его, так сказать, «ритуальность», включенность в определенный распорядок. Поясню, что я имею в виду. Существительное завтрак и производный от него глагол позавтракать не только обозначают утренний прием пищи, но и предполагают существование других содержательно подобных действий, а именно полдника, обеда и ужина. Посланный кусочек сыра — не добыча [25] , пожива, трофей, хабар и т. п.д.е. нечто такое, что требует маломальского труда, ловкости, смекалки и пр., но самый что ни на есть обыкновенный завтрак. Только учитывая эту коннотацию, можно объяснить на первый взгляд невероятно странное поведение Вороны: она вовсе не спешит съесть посланную небесами пищу.

25

Ср. у М. М. Хераскова: «Ворона… Искала места, где пристойнее ей сесть, // Чтобы добычу съесть…» — и у Д. И. Хвостова: «С добычею <…> на кусток <…> присела».

В чем же причина неторопливости этой птички Божией? Полагаю, в том, что, во-первых, она… сыта: минувшим днем и завтракала, и обедала, и уж, вне всякого сомнения, ужинала, причем настолько плотно, что не успела нагулять зверского аппетита — во рту оголодавшей Вороны кусочек сыра не задержался бы ни на мгновение, тут и думать нечего [26] ! А во-вторых, крыловская вещунья, очевидно, не отличается особой стройностью и худощавостью и в буквальном смысле тяжела на подъем, ибо взгромождается, т. е. потихоньку, шаг за шагом, с трудом взбирается пешком [27] — не взлетает! — на ель [28] .

26

Ср. у М. М. Хераскова:

Ворона <…> свой голод позабыла И, песню затянув, сыр наземь упустила.

27

Взгромоздиться — подставивши подмостки влезть, подняться кверху (САР1, Ч. 2, 1790. — С. 358); подняться на большую высоту, взобравшись с усилием (Толковый словарь русского языка под ред. Д. Н. Ушакова. Т. I. — М.: ОГИЗ, 1936. — С. 276). Практически то же толкование сохранено и в «Словаре Академии Российской, по азбучному порядку расположенном»: ‘вгромаздиться посредством подмосток, громажденья подниматься выше, к верху’ (САР2, ч. 1, 1806. — С. 482). Попутно отмечу один лингвистический — точнее, лексикографический — курьез. Р. С. Кимягарова, составитель «Словаря басен Крылова», приводит несколько неожиданное лексическое значение этого глагола: ‘устроиться, усесться где-л/ (Кимягарова Р. С. Словарь басен Крылова. Крылов И. А. Избранные басни. — М.: ООО «Издательство Оникс», ООО «Издательство „Мир и Образование“», ООО «Издательство „Русские словари“», 2006. — 928 с. — С. 90), не отмеченное ни в одном из существующих на данный момент авторитетном справочнике.

28

М. М. Херасков описывает поведение Вороны, пожалуй, более реалистично:

Ворона негде сыр украла

Но как тогда быть с происхождением завтрака — кусочка сыра? Как понимать формулу Бог послал? Р. С. Кимягарова рассматривает это выражение как иносказание со значением ‘о том, что есть, имеется’ [29] — и приводит еще один случай использования Крыловым этой конструкции в басне «Купец»: «Бог олушка послал», — этими словами купец резюмирует свой рассказ о том, что ему удалось сбыть с рук гнилое сукно простофиле-покупателю, который, однако, как выясняется позже, в свою очередь обманул мошенника, всучив тому фальшивую «сотняжку». Совершенно очевидно, что по крайней мере в этом случае выражение Бог послал невозможно истолковать предложенным современным лексикографом образом. Вместе с тем заметим, что в обоих случаях — и в «Вороне и Лисице», и в «Купце» — фразеологизм маркирует ситуацию, которую можно квалифицировать как плутня, обман, надувательство и т. п.

29

Кимягарова P. C., указ. соч. — С. 50.

С. А. Фомичев, склонный видеть в зачине крыловской басни «вполне очевидный иронический парафраз» фразеологизма «чем Бог послал»: «каждому же ясно, что Ворона где-то сыр украла», — кажется, ближе к истине. От безоговорочного согласия с мнением авторитетного исследователя меня удерживает лишь два взаимосвязанных соображения.

Первое: что, если мы имеем дело вовсе не с фразеологизмом или иносказанием? Что, если все надо понимать прямо, без экивоков, буквально — т. е. Крылов ведет речь не о том, что Вороне посчастливилось, выпала удача, повезло, подфартило и т. п., а о том, что Бог действительно послал ей на завтрак кусочек сыру — так же, как посылал хлеб насущный и раньше: вчера, третьего дня, неделю, месяц назад и т. д. — всегда? Разве не об этом совершенно недвусмысленно сказано в Писании: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф. 6:26)? Святой евангелист Лука эту же мысль выразил еще более подходящим к нашему случаю образом: «Посмотрите на воронов: они не сеют, не жнут; нет у них ни хранилищ, ни житниц, и Бог питает их» (Лк. 12:24) [30] . Конечно, ворон и ворона — не одно и то же [31] , но столь уж существенна разница? Ведь и тот, и та — «птицы небесные» и пищу свою получают на вполне законных основаниях!

30

Несколько иначе эта же мысль выражена в Псалтыри («Он покрывает небо облаками <…> дает скоту пищу его и птенцам ворона, взывающим к Нему» — Пс. 146:8–9) и в книге Иова («Кто приготовляет ворону корм его, когда птенцы его кричат к Богу, бродя без пищи!» — Иов 38:41).

31

Ср.: ВОРОН, по сл. Вран, Corvus Corax. Птица величиною с курицу, покрытая вся черными перьями, но на спине оныя к сизому подходятъ цвету. Питается падлом, которое издалека обоняет; и по сему во многих местах воронов убивать запрещают (САР1 Ч. 1,1789. — С. 854). ВОРОНА, по сл. Врана, Corvus cornix.

Птица в Европе всем известная, питающаяся падалищем, разными насекомыми, гусеницами и семенами; у нее голова, глотка, нижняя часть шеи, крылья, хвост, ноги и нос черные, прочия же части пепловаго цвета (САР1 Ч. 1, 1789.-С. 853).

И второе: то, что Ворона где-то сыр украла, ясно многим, положим даже, подавляющему большинству, в том числе и мне, но — не каждому! Кто-то — пусть он будет представлен всего лишь одним голосом! — с этим точно не согласится. Думаю, читателю ясно, что этот кто-то — сама Ворона.

Приглядимся к первой строке басенного рассказа:

Вороне где-то Бог послал кусочек сыру…

Сказано и впрямь гениально: останься от всей басни только этот эпически размашистый стих [32] , по нему, как по апеллесовой черте, сразу распознали бы руку мастера… [33] Впрочем, оставим оценки критикам — займемся смыслом. Предшественники Крылова делали Ворону (Ворона) активным субъектом действия (примеры см. выше) — Крылов превращает ее в пассивного получателя благ, однако не все так просто.

32

Ср.: «Эпическая поэма заключает какое-нибудь важное, достопамятное, знаменитое приключение, в бытиях мира случившееся и которое имело следствием важную перемену, относящуюся до всего человеческого рода <…> или воспевает случай, в каком-нибудь государстве происшедший и целому народу к славе, к успокоению или, наконец, к преображению его послуживший» {Херасков М. М. Взгляд на эпические поэмы /Херасков М. М. Избранные произведения. — Л.: Советский писатель, 1961. — С. 180). У Крылова, конечно, речь идет не о «государственном случае», но приключение, пережитое Вороной, можно включить в разряд «знаменитых», «в бытиях мира случившееся». Как бы там ни было, нельзя в связи с ним не вспомнить об искушении прародительницы, правда, в роли самого хитрого среди «всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» (Быт. 3:1) выступает Лисица, а соблазняемой — Ворона, однако существенно, что только у Крылова звучит провиденциальная нотка и Бог принимает непосредственное участие в сюжете. К слову замечу, что в картинах, написанных на сюжет грехопадения, нередко изображали ворона, сидящего на древе познания добра и зла.

33

Сознавал ли это Крылов? Конечно, да. Если этого нельзя с уверенностью сказать относительно разбираемого стиха, то что касается басни в целом, сомнений быть не может — недаром же, до конца жизни перенумеровывая и переставляя басни из одной части в другую в составе «Басен в девяти книгах», поэт неизменно открывал собрание «Вороной и Лисицей».

Обратим в связи с этим внимание на инверсию в зачине басни. В прямом порядке фраза звучала бы так: Бог послал где-то кусочек сыру Вороне. Можно даже предложить не столь неуклюжую — более «ямбическую» — версию: Господь послал сырку Вороне.

Информационное наполнение (как сейчас принято говорить — контент) сохранилось, а вот смысл совершенно преобразился — лишнее доказательство тому, что в художественном тексте не действуют арифметические правила: от перемены мест слагаемых сумма меняется, да еще как! При прямом порядке слов субъект действия — Бог (Господь) — стоит на первом месте, действие соответственно мыслится продолжением субъекта, проявлением его воли. Объекты же действия грамматически дистанцированы от субъекта: сначала идет объект прямого воздействия (сыр, прямое дополнение) и только затем — объект-адресат (Ворона, косвенное дополнение). По сути происходящего Ворона должна занимать последнее, периферийное место, но стоит на первом, главном. Невольно вспоминается в связи с этим: «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных» (Мф. 20:16) — последняя оказалась первой, избранной, единственной достойной! И едва ли при этом действователь — Бог — не превращается в инструмент, средство, нечто второстепенное по отношению к адресату — то, что существует лишь для того, чтобы у кого-то ежедневно было набито брюхо! Разделяющее объект и действователя обстоятельство места, выраженное неопределенным наречием где-то, кажется, увеличивает дистанцию между ними и в еще большей степени размывает образ действователя. В этом легко убедиться, просто опустив обстоятельство — вольный ямб допускает подобный эксперимент:

Вороне Бог послал кусочек сыру…

Очевидно, что подобное строение в значительной степени нивелирует энергию инверсии, заставляя при чтении акцентировать вторую стопу, тем самым переводя Бога на соответствующее ему главное место.

Подчеркну, однако, что в таком свете происходящее видится отнюдь не рассказчику — он-то едва ли не самоустраняется (и практически ничем не выдает своего присутствия [34] ), как бы предоставляя ситуации возможность развиваться в направлении, заданном ей самим персонажем. Здесь имеет смысл вновь обратиться к басне «Купец» — в ней фразеологизм Бог послал, вложенный в уста пройдохи, естественно, служит средством характеристики персонажа, который мыслит о Творце исключительно как о подручном, сообщнике в мошенничестве. Причем в рукописи эта мысль звучала более отчетливо по сравнению с окончательным вариантом:

34

Знаками его присутствия, разумеется, является ритмически организованная речь и — легким намеком — использование оборота «Бог послал», который, однако, как было показано, звучит весьма двусмысленно.

Сам Бог послал мне олушка.

Вместе с тем в обоих — рукописной и печатной — редакциях сохраняется прозрачная фоновая апелляция к фразеологизму олух Царя Небесного: кого же еще мог послать Бог к обманщику, как не Своего олуха! Нельзя в связи с этим не отметить и перекличку с «Вороной и Лисицей»: плутовка недаром предполагает наличие ангельского голоска у обладательницы кусочка сыра. В САР4 словосочетанию посвящена отдельная статья: «Когда говорится о голосе, значит сладостный, весьма приятный, пленяющий, в восторг приводящий. Ангельский голос. Он поет Ангельским голосом» (курсив источника. — А. К.) [35] . Однако, как известно, в переводе с греческого ангел значит ‘вестник’. При этом как основное значение дается следующее: «В священном писании чрез Ангела разумеется существо духовное, умное, первое в достоинстве между тварей» [36] . Думаю, что исключать апелляцию к первичной семантике и учитывать только переносное значение прилагательного ангельский, как это делает Р. С. Кимягарова [37] , не вполне корректно: постоянное балансирование на грани прямого и переносного смыслов — важнейший принцип крыловской поэтики. Впрочем, не будем забегать вперед. Пока еще раз подчеркну: поскольку И. А. Крылов рассматривал свои «Басни в девяти книгах» как целостный текст, можно практически утверждать, что выражение Бог послал в обоих случаях («Ворона и Лисица» и «Купец») соотносится со сферой ощущений и оценок персонажей, а не рассказчика.

35

САР1 Ч. 1, 1789.-С. 34.

36

САР1 Ч. 1, 1789.-С. 33.

37

Ангельский, прил., перен. Чудесный, дивный, приятный (Кимягарова Р. С., указ. соч. — С. 32).