Поляна, 2013 № 03 (5), август
Шрифт:
— Подожду, когда муть уляжется. Потом — еще раз.
«Зачем?»
— Лодку переверну, на киль поставлю. Иначе и воротом не вытащить.
«Забудь про лодку. Ее из ила не вытянешь, старая, трухлявая, только борта изорвешь. О себе подумай: пятый день босиком в тундре. Да будь ты хоть Геракл, когда-то же кончится здоровье!»
Гарт разозлился:
— А я сюда не на прогулку приехал, а путик наладить. Пусть лодке кранты, но в ней лопата и топор. Мой рабочий инструмент. Переверну — достану. И так уже пять дней потерял.
«Еще больше потеряешь! Сейчас же — греться и пить горячее!»
— Во-во! Покомандуй еще! А то я не сам себе хозяин?
Сашка нырнул еще раз: пока есть запал в душе и жар
Все же из чистого упрямства (сколько раз он эту лодку на берегу ворочал как хотел вверх-вниз, слева направо, и за «морду», и по-всякому!) нырнул еще два раза, пытался перевернуть лодку, подхватив ее посредине, пробовал взяться и ближе к корме, но едва не застрял в жидкой грязи, вынырнул уже без воздуха в легких и с трудом отдышался.
«Хватит! Подумай о детях!» У костра Сашка долго стучал зубами и подпрыгивал, придерживая рукой причинное место и удивляясь устройству человеческого организма.
От ледяной воды кожа становится красной и минут на пять-десять такой жар разливается по телу, — хоть спички зажигай! Но важное для каждого мужчины место сжимается в комок и начинает так болеть, что глаза на лоб вылезают. А ведь тоже часть тела твоего. Что же оно-то не прогревается? Но это к слову. А в тот момент Сашка был чрезвычайно доволен. Вновь и вновь поглядывал на расстеленные на камнях спальник и одежду, и не верил своему счастью. В аптечке, в которую он сто лет не заглядывал, были рыболовные крючки и моток лески, катушка ниток с большой «цыганской» иглой, всякого рода пуговицы, ржавые ножнички, гильза от карабина, патрончик от мелкашки, древняя медная монета и кусок грязной ваты. Не хватало только дохлой крысы и одноглазого котенка из книги Марка Твена о Томе Сойере.
В самом низу все же обнаружилось полпачки (пять таблеток) аспирина и столько же от поноса. Репутация тех и других была подмочена пребыванием в морской воде. Таблеток от кашля, конечно же, не было. Уезжал ведь на три дня. И кашлять не собирался. Ладно… Гарт разложил содержимое аптечки на камни сушиться.
Лепешки и вяленое мясо в целлофановом пакете были целы, дно рюкзака волнующе оттягивали две банки сгущенки, в одном кармашке прощупывалась плитка шоколада, в другом — фальшфейер. Но особенно грела душу походная двухсотграммовая фляжка с питьевым спиртом. Лишь спички совершенно размокли, но огонь ведь был. «Эх! Как же крепко я буду спать этой ночью!» Но сначала — праздновать! Гарт вытащил из «холодильника» все три птичьих грудки, нарезал их мелкими кубиками, добавил нашинкованную полосками морскую капусту, сложил в кастрюлю и поставил на огонь. Пока рагу «ассорти а ля Ботфорт» тушилось на медленном огне, Сашка добавил в соседний костер крепких лиственничных дров. Они дают сильный жар — даже бутылка плавится. В стальную крышку от аптечки он мелко наломал тонкой алюминиевой проволоки и поставил на самый жар. Расплавленный алюминий залил в загодя сделанные в глине «наконечниковые» пустоты. Причем во все три конусные пустоты, в самое острие будущего наконечника, вставил обрубки гвоздей. Получилось пять наконечников. Два простых и три «бронебойных», с гвоздями. Какие будут лучше — покажет время. И еще он сделал себе из бутылки стакан, для чего обмотал бутылку несколькими витками ниток от распотрошенной веревочки, облил этот кружок соляркой и поджег. Прокручивая бутылку в руке, подождал, пока веревочка почти сгорит и резко окунул бутылку в море. Горлышко треснуло и отвалилось. Чтобы не порезаться, заовалил края стакана куском базальта и протер его песком.
Вечером разложил на ящике у костра сушеное мясо и лепешку, кусочек шоколада и сгущенку, водрузил в центр стола фляжку со спиртом
— Твое здоровье, доченька!
15. Заболел
Первые ложки рагу «ассорти а ля сапог» показались очень вкусными, а потом аппетит сразу пропал. И резко сменился отвращением к еде. И сразу какая-то немыслимая тоска навалилась.
Гарт накинул куртку, взял в руки факел и спустился к морю. Великолепное, помидорного цвета, солнышко катилось по горизонту на высоте одной ладони от синей черты и никак не могло на эту черту опуститься. Потому что еще четыре дня. Потому что 14 августа заканчивается на этой широте полярный день. 14-го солнышко впервые чиркнет краешком по горизонту, словно пробуя его на прочность, а уже 17-го уйдет на весь диск. На две недели разольются по тундре немыслимой языческой красоты рассветы-закаты. Затем наступит нормальное чередование дня и ночи, а 29 октября солнышко впервые не покажется над горизонтом, чтобы воскреснуть седьмого февраля.
До начала полярной ночи осталось два с половиной месяца, а ведь еще по многим островкам ловушки не налажены и дров на зиму мало заготовлено. Чтобы собирать и подтаскивать к зимовью дрова, нужна лодка, а она лежит на дне моря. Придется теперь запасной безмоторной лодочкой-«мыльницей» пользоваться, веслами махать.
И еще какое-то нехорошее предчувствие, какое-то предвиденье тяжкого горя вдруг ожило в душе. От него сжималось сердце и прерывалось дыхание, но понять его и назвать по имени он не мог. Отчего так тяжело, будто камнем придавило, из-под которого не выбраться. Как будто никогда больше солнышка не видеть, и это вот солнышко — последнее в его жизни. От чего же так болит душа?
С тяжелой головой и тяжелым сердцем забрался Гарт в спальный мешок и провалился в сон. Но уже через пару часов проснулся от сильнейшего озноба. На теплых досках, в теплом спальнике, в свитере и шерстяных носках его всего колотило как тогда, в первый день босиком на снегу. Это температура поднимается. Вот влип, так влип. Теперь так просто не отделаться… И вспомнился некстати «строительный» анекдот про мастера и нерадивого студента. «У меня жар. Всего трясет!» — утверждает студент, в надежде, что его отпустят в общагу. «Трясет, говоришь? А ну — марш, решето трясти, песок сеять!» Неожиданно Сашка закашлялся, и кашлял сильно, до рвоты. Едва успел вскочить и отбежать в сторону.
Проглотил таблетку аспирина и обильно запил водой. Температура на время действия таблетки понизилась, затем опять полезла вверх. Он выпил еще одну таблетку, и с тем же успехом: через пару часов озноб колотит — хоть к решету становись. Эти колебания Сашку вымотали, и решил: будь что будет, пусть эта вредная тетка поднимается, сколько ей надо, а там посмотрим.
Дул легкий южный ветер, в небе сияли загнутые крючками перистые облака: «cirrus uncinus». Пока эти львиные когти видны на небе, будет тепло и не будет сильного ветра. В самый раз пройтись по путикам, поправить земляные тумбы, проверить капканы и заменить испорченные колышки на целые. Погода в самый раз. Только ноги не держат.
Льдины на берегу сокращались, как шагреневая кожа. В середине августа наступило лето: в воздухе танцевали комары и гудели оводы. В тундре, среди камней, распустились крошечные синие камнеломки и желтые полярные маки, неожиданно появились, как будто выскочили из-под земли, фиолетовые шары мытника. Все раскрывалось навстречу долгожданному теплу. Все спешило расцвести и дать семя. Тундра, наконец, задышала полной грудью. «Будь же ты вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть».
— Цвить-цивить-тюрлю! — Давний знакомый, ярко раскрашенный папа-варакушка, неожиданно появился на камне у изголовья и бодро пропел: