Поляна, 2014 № 01 (7), февраль

Куклин Валерий

«Чтобы быть „без греха“ — Христу и надо было удалиться от мира… Оставить мир… т. е. обессилить мир.

„Силушка“ — она грешна. Без „силушки“ — что поделаешь? И надо было выбирать или „дело“, или — безгрешность.

Христос выбрал безгрешность. В том и смысл искушения в пустыне. „Идам тебе все царства мира“. Он не взял. Но тогда как же он „спас мир“? Неделанием. „Уходите и вы в пустыню“».

Не отсюда ли все его застенчиво-критичное отношение к Христу. Это все же не Гоголь, которого можно сравнивать с бесом.

Насытившись литературой, прожевав ее всю и выплюнув, Розанов идет дальше к судьбам человечества, к апокалипсису…

«…вся жизнь моя прошла в теме: откуда в

Европе „подлое издевательство над Богом“? И решил я: да оттого, что в Европе не Провидение, а — Христос, не Судьба — а опять же Голгофский страдалец, с этим „выбросом к черту“ Иерусалима, Афин, рая, Древа Жизни, и вообще всех этих в основе конечно фаллических „святынь“ = скверн».

Да, да, именно. Но при этом «стояние со свечечками», при этом дочь — монашка. Как грустно обладать способностью мыслить и не иметь возможности знать наверняка… Какая это мука, должно быть. Какая трата сил на попытку прозреть истину. Письма Розанова порой завершаются так: Ну, устал, устал… И эта попытка стоила немало, попытка совмещения Христа и Ветхого завета, древних богов, античности…

«Иногда мне кажется (или казалось), что „никакого Христа не было“, а есть рассказ о Христе, рассказ, убивающий собою фалл».

Опавшие листья… Это письма к Богу. Короткие, выверенные, исключающие празднословие. Жизнь Розанова — одиночество среди людей. Пустыня. Неделание. В этом путь к спасению мира…

И тщеславие его, изменяясь, с годами приобретало формы благостные, знакомые:

«Я не хотел бы читателя, который меня „уважает“. И который думал бы, что я талант (да я и не талант). Нет. Нет. Нет. Не этого, другого.

Я хочу любви…

…Ученики мои — не связаны.

Но чуть грубость — не я.

Чуть свирепость, жесткость — тут нет меня.

Розанов плачет, Розанов скорбит.

„Где ж мои ученики?“

И вот они собрались все: в которых только любовь.

И это уже „мои“».

«На самом деле человеку и до всего есть дело, и — ни до чего нет дела, — писал Розанов в одном из писем Э. Голлербаху. — В сущности он занят только собою, но так особенно, что занимаясь лишь собою, — и занят вместе целым миром».

Не правда ли верно? Не таковы ли все мы? Что это, если не классическая формула: тезис — антитезис — синтез? Но если использовать эту формулу для поиска силы, можно уйти очень далеко…

Через познавание мира, изучение литературы и религии, через едкую критику, яростное неприятие, — узнавал Розанов самого себя, изучал, рассматривал, «крутил-вертел», примерял лики, маски… Увидел ли он что-нибудь, понял ли в себе, разглядел, обратился ли к Христу, или к Озирису, копнул ли до дна души, или только приоткрыл завесу тайны и, ужаснувшись глубины, задернул и поспешил прочь, в слова?..

И это не похвально слово, это всего лишь скромная попытка анализа творчества загадочного исторического персонажа.

Я не хочу, чтобы Розанов, как обещал, вылез из гроба и дал мне пощечину.

«Никакой человек не достоин похвалы. Всякий человек достоин только жалости».

Литература

1. Розанов В. В. Уединенное, М.: Современник, 1991.

2. Розанов В. В. Опавшие листья, М.: Современник, 1992.

3. Розанов В. В. Люди лунного света, изд. 2-е, СПб., 1913.

4. Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени, М.: Современник, 1991.

5. Розанов В. В. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского, 1894, 1906.

6. Голлербах Э. В. В. Розанов: Жизнь и творчество. — СПб.: Полярная звезда, 1922.

7. Гулыга А. В. О жизни и творчестве Василия Розанова, М.: Современник, 1991.

8. http://users.kaluga.ru/kosmorama/titul.html.

Перси Биши Шелли

Современные и известные переводы шедевров мировой

классики

Озимандус

Я встретил путника из эллинской страны, И он сказал мне, что обломки истукана Нашёл в пустыне, что стоят лишь ноги великана, А рядом на песке, весь в каменных морщинах, Обломок головы, лица осталась половина… А губы вылеплены властью, так привыкшие ронять Солёные приказы со скрытой страстью, которую Ваятель смог угадать. Они способны нас догнать. Они Впечатались в безжизненную твердь, которой, знаю я, Боятся руки и которую лишь сердцу отогреть. На постаменте Выбиты слова: «Я — Озимандус, царь царей, и мощь моя, Равно как и свершения…» меня во власть отчаянья и смерти Повергли. Что осталось? Призрак величия, могущества руины, тени Бесформенные, зыбкие, а прах рассеян временем, струящимся в песках… Перевод Татьяны Фетисовой

Озимандия

Я встретил путника, он шёл из стран далеких И мне сказал: вдали, где вечность сторожит Пустыни тишину, среди песков глубоких Обломок статуи распавшейся лежит. Из полустёртых черт сквозит надменный пламень — Желанье заставлять весь мир себе служить; Ваятель опытный вложил в бездушный камень Те страсти, что смогли столетья пережить. И сохранил слова обломок изваянья: «Я — Озимандия, я — мощный царь царей! Взгляните на мои великие деянья, Владыки всех времен, всех стран и всех морей!» Кругом нет ничего… Глубокое молчанье… Пустыня мёртвая… И небеса над ней… Перевод Константина Бальмонта

Олег Солдатов

Судьба артиста

В ясный зимний полдень новоиспеченный актер телесериалов Иван Залетаев вскарабкался заплетавшимися ногами в автобус, идущий от железнодорожной станции Ховрино в сторону Водного стадиона, навалился грудью на турникет и, оказавшись в салоне, вскрыл шипящую поллитру слабоалкогольного коктейля, распространяя вокруг ароматы пищевой химии и тяжелого похмелья.

Вчерашний день был полон благих начинаний — вчера Залетаев стал артистом. Слоняясь неподалеку от Речного вокзала, он случайно набрел на киностудию, от нечего делать попал на кастинг, и благодаря своей колоритной внешности был утвержден на роль бандита без слов с окладом в тысячу рублей за съемочный день, коих намечалось целых три.

Учиться Залетаев никогда не любил, поэтому сразу уверовал в свое природное дарование. Уже мерещились ему роскошные автомобили, золотые статуэтки и очаровательные поклонницы. Оставалось сняться в кино, прогреметь на весь мир и пожинать плоды неминуемой славы.

Съемку назначили на следующий день в Жаворонках, где Залетаеву каким-то чудом следовало появиться в то самое время, когда он с трудом очнулся на промятом диване в незнакомой ему квартире после состоявшегося накануне пиршества в честь посвящения его в артисты. Не сумев сладить со шнурками на ботинках, он кое-как выбрался на улицу, доковылял до ближайшего ларька, где после живительной поправки походившим на мыльный раствор пивом, к нему начала возвращаться память. Он вспомнил кастинг, новое поприще и мечты о грядущей славе…