Поляна нелепых желаний
Шрифт:
Неожиданно в кустах послышался шорох. Мы вздрогнули! На полянку спокойно вышел пёс средних размеров и степенно уселся неподалёку, не заходя в круг. Он внимательно наблюдал за нами миндалевидными глазами, не похожими на собачьи. Казалось, в его взгляде читался немой укор и сквозила бесконечная скорбь. Отгонять его было бессмысленно, ведь он не проявлял агрессии, лишь продолжал смотреть долгим и пристальным взглядом.
Мы наскоро помогли Лёньке спихать рассыпанные грибы и спешно покинули тяжкое место, провожаемые долгим пёсьим вздохом. Нам казалось, что он где-то невдалеке сопровождает нас.
Решили,
Ветер шелестел в высокой траве. В этом шорохе и нам с Лёнькой послышались лёгкие звуки вальса. Серёга шёл какой-то очарованный и пританцовывал. Хорошо, что ворчать перестал. Какое-то время шли молча, каждый думал о чём-то своём. Мало удивились тому, что на окраине поля обнаружился погост. Среди могилок с покосившимися крестами под нечастыми деревьями обнаружились крупные боровики. Серёга шарахался от них и поминутно крестился. Лёнька, смачно плюнув, стал срезать те, что подальше от могил.
Я взглянул с любопытством на один из монументов. «Шелест Червонович», – прочёл я странные полустёртые буквы. Постарался разглядеть дату, но видны были только первые цифры 1 и 8. Довольно быстро мы обошли небольшой некрополь и снова каким-то образом вышли к могилке Шелеста Червоновича. С ней рядом на низенькой скамейке оказался человеческий силуэт. Серёга отказывался подходить, утверждая, что ощущает запах плесени. Лёнька, напротив, взбодрился и направился к человеческой фигуре в надежде узнать верное направление.
Сидящий оказался пожилым мужчиной, одетым в какую-то холщовую хламиду с клочьями шерсти. Он посмотрел на нас слишком тёмными задумчивыми миндалевидными глазами, казавшимися молодыми на этом изрезанном морщинами лице. Не дожидаясь нашего вопроса, он произнёс:
– Позвольте представиться, Червоний Шелестович. А здесь батюшка мой покоится – Шелест Червонович.
– А я думал, что это фамилия, – не к месту произнёс я, засмотревшись на старое, поросшее жёсткой шерстью. ухо старика.
– Не спорю, у нас в роду непривычные для людского слуха имена, – меланхолично произнёс скорбящий.
– А идти вам через поле обратно. Вы ведь из леса, что на той стороне вышли? – изрёк он, словно угадав наш вопрос. – Возвращаться всегда надо туда, откуда вышли.
Сергей ускоренно рванул к полю.
– Вы грибы позабыли, молодые люди! – крикнул нам вслед дед.
Лёнька по-прежнему надёжно держал свою корзину. Мой небольшой пакетик с грибами легко помещался в рюкзак. «Серёга, твои что ли забыли? Ты собирал?»
«Нет!» – почти взвизгнул взволнованный друг и прибавил шагу.
Становилось прохладно, чувствовалось, что уже осень. Лес густел, кроны деревьев зловеще шелестели, скрипели, шептались. Впереди что-то забелело. Серёга напевал, бормотал, пританцовывал, – явно был не в себе. Леонид кряхтел, но мужественно прокладывал дорогу. Мы подошли к высокому пню и разглядели никелированный овал, который обычно помещают на могильные памятники. С фотографии на нас взирало знакомое лицо. Червоний Шелестович Кинокефалов – прочитали мы.
– Это же тот дед с погоста, – пролепетал Серёга.
– А он не наоборот был? Может, это папа его?
– Нет!
– Он на пса похож, кажется, который возле нас сидел, – крякнул Лёня. – Я читал, что кинокефалы – это псоглавцы или собакоголовые; такие зооморфные мифологические персонажи. Что-то тут нечисто, друзья.
– Ты это только сейчас понял? – истерил Сергей.
– Успокоимся. Давайте лучше как-то выбираться, – попытался примирить я друзей.
Мы не стали трогать кладбищенский овал. Спиной мы чувствовали, как провожает нас знакомый задумчивый взгляд миндалевидных глаз.
Как мы не старались найти путь, ночь застала нас в лесу. Серёга совсем раскис, Леонид кряхтел, крепко прижимая к себе корзину с пожухлыми грибами. Я старался не падать духом…
Огонёк костра вдалеке мы восприняли по-разному: Лёнька сразу принял решение идти туда, Серёга сопротивлялся, утверждая, что ничего хорошего нас там не ждёт. Я предложил тихонько подойти на безопасное расстояние. Словно тати в ночи, мы крались к костру… Как на грех, хрустели мелкие веточки, сучки цеплялись за одежду, каждый шаг, разливаясь гулким эхом, обнаруживал нас.
…О Боже! Силы небесные! У костра сидели странные, даже ужасные существа. Их было немало. На телах, схожих с человеческими, воздвигались самые разнообразные головы, морды, пасти, рожи, хари! Были здесь и медвежьи, и лошадиные, и козлиные, и пёсьи, и совсем непонятные с вывернутыми ноздрями, выпученными глазами, вывалившимися кровавыми или раздвоенными языками; на некоторых телах наростами выступали самые разнообразные предметы – телефоны, пропеллеры, различные непонятные механизмы и даже …торт.
Существо с пёсьей головой повернуло к нам морду, в руках оно держало колоду карт. Розовая пасть его ухмылялась, а миндалевидные глаза оставались печальными.
– Ну, подходите уже. Куда теперь вам спешить? Люди всегда приходят туда, откуда вышли, – изрёк собакоголовый. – Позвольте представиться, Кинокефалов Червоний Шелестович. Вижу, что удивлены. Извольте, объяснюсь. Кинокефалы – псеглавцы. Я всю жизнь интересовался этой темой, даже научный труд написал. Ну, и грешным делом, себя псом иногда представлял. А ещё я хотел всегда выигрывать в карты, ставя на червонного туза. Иногда я, как когда-то и мой романтический отец, замирал, слушая шелест ветра, и размышлял о его вечности и вездесущности. Вот только отца в отличие от меня больше интересовала подземная вечность. Он теперь всё о ней знает. Думаю, и вам теперь понятно, откуда берутся здесь фамилии имена и отчества. В этой компании у каждого своя история, свои нелепые мечты. Кто проходит туда-обратно поле нелепых желаний, неизбежно сталкивается с их исполнением…
Рядом тоскливо заржала женщина-лошадь и хохотнул хоботом могучий слонопотам.
«Неужели они когда-то захотели стать вот этими существами?» –подумал я, и тут же холодный пот побежал по моей спине: я вспомнил свои нелепые фантазии!
Рядом копошился Серёга, выделывая замысловатые танцевальные па. Я заметил, как ноги его переплелись между собой, образуя единую плотную ножку гриба, а на голове вместо шляпки разросся приличных размеров граммофон, из которого слышались звуки вальса, тревожившего всю дорогу нашего бедолагу-друга.