Полынь и порох

Вернидуб Дмитрий Викторович

Лазарет спешили эвакуировать в первую очередь. Собрав раненых и устроив их с максимально возможным удобством на подводах, доктор Захаров и его малочисленный медперсонал оставляли площадь у Войскового собора.

Нужно было торопиться. В штабе, часть коего вместе со всем имуществом уже отправилась в Кривянскую, говорили, что добровольцы, сдерживавшие красных в районе хутора Мишкин, отошли. Последним плацдармом, который собирались удерживать до последнего беженца, был вокзал. Новый начштаба восставших полковник Денисов лично возглавил офицерский арьергард, прикрывая отход и сдерживая рабочих привокзального района.

Уля сидела на подводе рядом с

отцом и матерью. На отца было страшно смотреть. Осунувшийся и посеревший от недосыпа и волнений, он то и дело оглядывался на кресты Вознесенского собора. В слезящихся глазах этого штатского человека, последние три дня только и делавшего, что отдававшего команды, застыло удивление. Доктор словно вопрошал: «Зачем же все было? Отчего люди все бросают, отправляясь в стылую неизвестность? Ведь сейчас даже не лето!»

Его жена, уткнувшись в воротник пальто, молча плакала.

К вокзалу, где сухо хлопали винтовочные выстрелы, пробежали юнкера и студенты. Уля успела заметить: ни Алексея, ни его друзей среди них не было.

«Ну и слава Богу, – подумала она, – может, они уже Тузлов перешли».

Вчера в лазарете, во время короткой передышки, уронив голову на руки, она заснула. Ей приснился Алешка. Юноша лучезарно улыбался и настойчиво приглашал ее на вальс. Почему-то он был одет в парадный белый офицерский мундир с эполетами и аксельбантами. Уля еще хотела спросить у Анюты – Серегиной сестры, решительно определившейся к ним в санитарки, к добру ли снятся белые одежды. Но не успела. Привезли двух партизан-гимназистов, совсем еще мальчишек, раненных в бою с шахтерами. Оба были тяжелые. Один умер, так и не придя в сознание, другому отрезали раздробленную снарядом руку. Даже бой-баба Анюта не выдержала и разревелась. Уля тоже отчаянно плакала. Видя весь этот ужас, она не могла не думать об Алексее.

Утром того же дня он забегал к ним – расхристанный и румяный от спешки – торопился на телефонный узел. Уля принесла ему стакан воды, а он взял и вытащил из-за пазухи три нераспустившихся тюльпана.

– Вам. Первые в этом году.

Она чуть не задохнулась от восторга. Наверное, так не стоило вести себя воспитанной девушке, по крайней мере, в первый раз. Но…

– Давайте быстрее! – крикнул ее отцу какой-то офицер, показывая рукой в сторону переулка. – Лучше там проехать, а то справа б…ое быдло все простреливает. По чердакам расселись, ублюдки!

Бросив на нее невеселый взгляд, офицер извинился:

– Простите, барышня!

Уля хотела ему улыбнуться, но ничего не получилось.

Когда их обоз миновал переправу и пошел по степи вместе с другими разрозненными группами офицеров, партизан и беженцев, телегу нагнал тарантас интендантского взвода. На козлах сидел Женька – еще один Алешкин однокашник. Позади него находилась груда ящиков, подле них – какой-то капитан. Увидев Ульяну, неунывающий Женька расплылся в улыбке:

– Это хорошо, что вы с нами, мадмуазель, – в городе оставаться нельзя. У вас оружие есть?

Сидевший рядом с дочерью доктор Захаров изумленно посмотрел на веселого гимназиста, словно не понимая смысла сказанного.

Женька полез в карман и протянул Уле маленький браунинг:

– Подарок! Как раз по руке будет. А вам, доктор, мы что-нибудь посолидней подберем.

Владимир Васильевич растерянно пожал плечами:

– Думаете, мне нужно? Тогда давайте…

– Сейчас всем нужно, – ответил за Женьку незнакомый капитан, – даже священнику! – И полез за ящики. – Подойдет?

Вытащил кавалерийский карабин, четыре обоймы и вручил доктору.

Уля

тем временем расспрашивала Денисова об Алешке и остальных.

Тот сразу перестал улыбаться:

– Под Мишкиным они были. Рельсы рвали. А я с ними не успел…

Увидев, как побелело Улино лицо, Женька вновь принял беспечный вид:

– Да не волнуйтесь, они, наверное, уже в Кривянской. Полковник Смоляков тоже там. В городе наших не осталось. Вон, слышите, пальба поднялась? Это полковник Денисов и офицеры за Тузловку отходят.

Офицерская команда приняла на себя заключительный удар красных. Новый начштаба восставших полковник Денисов во главе арьергарда, нагруженного патронами, снарядами, замками от орудий и другим военным имуществом, оставил станцию и начал вброд переходить речку Тузлов. Перед этим начальник штаба под страхом расстрела заставил нескольких железнодорожников разогнать и пустить навстречу бронепоезду красных паровоз, который за несколько километров от города сошел с рельсов, перекрыв дорогу к вокзалу.

Рабочие, поняв, что ростовские большевики не успеют вступить в бой с отходящими дружинниками, принялись строчить вслед из пулеметов, затащив пару «максимов» на самые высокие привокзальные здания. Но эффективным оказался только прицельный винтовочный огонь. За рекой пулеметные очереди не доставали.

Уже наступали сумерки, когда последние отступавшие офицеры добрались до околицы Кривянской. Со стороны Новочеркасска выставили малочисленное боевое охранение.

На восток от города группами и в одиночку все еще тянулись штатские. К вечеру станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы были заполнены чрезвычайно пестрой и суетливой толпой. Казалось, в станице проходит большая ярмарка. Везде мелькали офицерские, студенческие и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, папахи и традиционные цветастые платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом и военным имуществом, бегала плачущая детвора и огромное количество собак.

Вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска раздались орудийные выстрелы, и несколько шрапнельных зарядов разорвалось над станицей. Охваченные паникой люди ринулись к Заплавам. Расталкивая, сбивая друг друга с ног, весь этот огромный цыганский табор под звуки дикого многоголосого собачьего завывания и лая поехал и побежал к дороге. Через несколько минут площадь опустела. Задержались лишь остатки санитарного обоза.

Единственное, что могло сделать командование разбежавшейся армии, в такой обстановке, – попытаться не допустить распыления дружинников по своим станицам. На перекрестки основных дорог были высланы автомобили с вооруженными казаками – влиятельными стариками и офицерами штаба. За несколько дней урядник Журба – теперь начальник всего захваченного автопарка – наладил технику так, что она работала как часы. Это и позволило Ивану Александровичу Смолякову среагировать оперативно.

Многие из паниковавших поистине заслуживали применения к ним оружия. Но действовать приходилось только уговорами. Среди выплеснувшейся из Новочеркасска испуганной людской массы находилось много гражданских, в том числе детей.

Полковник Смоляков, так же как и другие, вразумлял, объяснял, взывал, умолял. Он требовал от казаков не поддаваться панике и не расходиться по домам. От недавнего воинства остались лишь несколько десятков не сломленных неудачей офицеров и юнкеров, сотня казаков-кривянцев да группа студентов-партизан – самых активных участников блокировки деморализованных дружинников.