Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
– Помер?! – поперхнулся Шамошвалов. – Вот тебе и раз… Такой крепкий на вид мужик… Ай-я-яй! Нужно за упокой его души… – и доцент потянулся к бутылке.
– Да живой он, – серьезно пояснила Людмила, хотя задорные искорки так и плескались в ее зеленых глазах. – Зачем-то залез в саркофаг, умудрился запереться изнутри и не выходит. Можно было б вырезать стенку автогеном, да директор не дает портить импортное оборудование, кричит, что только через его труп. А кому в морге нужны лишние покойники?
– А может он в знак протеста заперся? – задумчиво предположил Шамошвалов, – По идейным,
– Если не остановят, – буркнул себе под нос Серега.
Цезарь Филиппович не обратил на его слова никакого внимания, ибо два крепких официанта вкатили в зал столик с новой сменой холодных закусок. Но если Шамошвалова заинтересовало содержимое тарелочек, мисочек и салатниц, то Серега не мог оторвать взгляда от официантов, хотя и понимал, что так пялиться на незнакомых людей неприлично.
Они могли сойти за братьев-близнецов, если бы не разное выражение лиц, застывших, словно маски. Одна – улыбающаяся, но с глазами полными скорби, другая – печальная, зато глаза искрились безудержным, бесшабашным весельем.
– Это наши гостеприимные хозяева, Уза и Азаэль, – представил вошедших Никулин. – Великие, между прочим, мастера кулинарии.
– Грустный Арлекин и веселый Пьеро, – так тихо, что ее расслышали только Алексей и Серега, шепнула Людмила, видима потрясенная не меньше Бубенцова.
Никулин удивленно посмотрел на нее, вспомнив, что подумал то же самое, когда впервые увидел странных помощников Леонарда…
Наутро после «содержательного» ночного разговора с Шубиным, черта под столом не оказалось. Весь день Алексей вяло размышлял о том, бывают ли галлюцинации, периодически вторгающиеся в реальность, а вернувшись с работы с удивлением услышал незнакомый голос, доносящийся с кухни.
Мать, взявшая в последние годы за правило и знакомых-то запускать в квартиру после придирчивого опроса, угощала чаем с заветным черничным вареньем моложавого мужчину с благородными чертами лица.
– Вот, Алешенька, – радостно сообщила она, узрев в дверях любимое чадо, – товарищ тебе привет привез от научного руководителя. Приехал в командировку из Москвы и сразу к нам.
Здороваясь с гостем, Алексей мучительно пытался вспомнить, где встречал его раньше. Загадка прояснилась, когда мать отправилась в кладовку искать какое-то совсем уж необыкновенное варенье, а интеллигентный гость тут же обернулся давешним чертом.
– Так спокойнее, – пояснил он Алексею. – На улице никто не оглядывается, и потом ты же сам просил маму не пугать…
Разумеется, «коллега из Москвы» поселился на время командировки в комнате Алексея. Под стол больше не забирался, спокойно спал на раскладушке, обстоятельно беседовал с матерью на волновавшие старушку темы, помогал ей копаться на крохотном садовом участке – в общем, Никулиных особо не стеснял. По вечерам черт сидел с какой-то странной машинкой, которую Алексей сперва принял за огромных размеров калькулятор, оказавшийся на самом деле портативным компьютером, и что то считал, прикидывал, иногда тихонько насвистывал грустные
– Странно получается, – сказал он, – говоришь, что бежал из ада, погони да репрессий боишься, а сам при этом помощниками обзаводишься. Да и вообще, насколько я знаю, Леонардом зовут дьявола, заправляющего ни много, ни мало Вальпургиевой ночью [18] . Или я не прав?
– А насколько я знаю, – усмехнулся черт, – у того Леонарда пониже хвоста еще одно лицо имеется, которое ведьмы, по обычаю, лобызают. У меня подобного излишества нет, ты в этом сам убедился, когда лицезрел меня в натуральном виде. А насчет побега… то эти двое тоже беглые, только там, внизу, были рангом пониже меня. Потому сейчас и в помощниках.
18
Вальпургиева ночь – в германской средневековой мифологии ночь с 30 апреля на 1 мая (день святой Вальпургии, отсюда название), время ежегодного шабаша ведьм, которые слетались на метлах и вилах не гору Броккен и собирались с другой нечистью вокруг дьявола.
Алексей черту не поверил, но продолжать этот разговор не стал. Странное равнодушие ко всему, поселившееся в душе после последнего разговора с Лерой, не уходило. Он автоматически ездил на работу, выполнял то, что поручали, ел потому, что заставляла мать, а удивленных взглядов знакомых и сослуживцев просто не замечал. Алексей все чаще и чаще прятался от окружающей его действительности в воспоминаниях о далеком Крыме, встречах-расставаниях, перебирал в памяти давние разговоры, полунамеки, мгновения радости…
Черт сочувственно поглядывал на него, но в душу не лез. После появления Узы и Азаэля работы у него, похоже, прибавилось, и Леонард допоздна сидел над бумагами, которые приносили ему ежедневно молчаливые помощники с гротескными физиономиями…
О дне рождения черт напомнил сам. Сидел в полюбившемся ему старом кресле, пил чай с «бульками», а потом предложил отпраздновать событие в месте, более подходящем для сего торжественного случая.
– Да и пожить там некоторое время можно, – сказал Леонард. – Иногда смена обстановки благотворно влияет. На себе проверил.
Алексей скривился было, но потом вспомнил бесконечные вечера, проведенные на балконе наедине с мыслями и пачкой сигарет, и неожиданно для себя, согласился. Тогда Леонард протянул ему короткий список и попросил:
– Если можно, пригласи на торжество этих людей. Всех их ты знаешь, а мне бы хотелось познакомиться поближе.
Список Алексея удивил, но возражать он не стал. Было все равно.
– Вот и хорошо, – подвел итог разговору черт. – А уж кого ты сам пригласишь – это, естественно, твое дело. И не волнуйся насчет угощения, Азаэль и Уза все подготовят в лучшем виде.