Полынный мой путь (сборник)
Шрифт:
В ухоженной хатке, построенной в начале века, я и нашел приют, покой и неторопливого собеседника. Все здесь, как у кумыков, ухожено, начищено, каждой вещичке место. Справное хозяйство. Кипчакское. Ни соринки за глухими воротами.
Поперек двора бричка. На ней Григорий Иванович разъезжает по станичным улицам – кучер он, а лошадей любит, как себя помнит. Кипчак! Что добавить?
Бричка – это не телега, хотя у нее тоже четыре колеса. Бричка – произведение искусства, ценившееся прежде в Великой Степи необычайно. Каждая деталь, как сбруя на коне, подогнана, за века прилажена.
Телега не выдерживает столько.
– Переворачиваем ее на выгруз, а ей ничего, – просвещал меня вечерком Григорий Иванович, когда мы вышли во двор погуторить, – потом перепрягаем коней. И опять поехали…
– И кто ж делает такую красоту?
– Сами. Есть у нас плотник, он делает. Брички, колеса, все деревянное делает.
Повел меня как-то Григорий Иванович к этому деревянных дел мастеру посмотреть на его золотые руки и дела. Смотрю, скромный человек, мимо пройдет на улице, и не заметишь. Работает один, без помощников, справно работает умелец. А как иначе? Молодежь-то «деревяшками» не интересуется. Ей «мирсидесы» подавай.
– В бричке главное – это колесо…
Мы стояли в мастерской, пахло стружкой и свежими опилками, на полу лежали детали будущей брички, в углу стояли стопкой обода для колес – сохли; я разглядывал пришедшие из глубины веков хитрейшие приспособления и инструменты, без которых не сделать бричку, слушал о тайнах плотницких дел и думал: как же хорошо, хоть что-то сохранилось в наш равнодушный век.
Брички опять спросом пользуются! В Архонскую люди приезжают, заказы оставить желают. Говорят, нет ничего лучше брички в хозяйстве. Да разве один мастер управится?
…А еще у Григория Ивановича во дворе голубятня. Он держит птиц просто так: посмотреть да послушать, когда тоска к сердцу подберется. Голубь – птица небесная. Как ангел. В старину едва ли не в каждом доме их держали. Примета добрая. Наша. Степная.
– Белоусы все в Бога верили. Это у меня от отца, – сказал он. Не было казачьего дома без икон. Бога боялись и слушались…
В Великой Степи исстари почитали святого Георгия, покровителя степняков. Шестого мая и девятого декабря (в его день) – праздники, которым более полутора тысяч лет! О них казаки никогда не забывали. И на Урале, и на Дону, и в Америке, и в Турции поднимаются стопки за его величество КАЗАЧЕСТВО. Традиция.
Правда, предки говорили не «Георгий», а «Гюрджи». Так правильнее, по-старинному…
В каждой станице был еще и свой престольный праздник. Тоже казачий, но местный. В Архонке – это день Александра Невского, 12 сентября. Приход здесь назывался его именем. Рассказывают, красивая была церковь, с певучими колоколами. Как заиграют, «округа словно поднималась, за тридцать верст слыхать было».
Фундамент лишь остался, комиссарам она помешала. «Приехал какой-то на казачьем коне, в красных портках, и велел нашу красавицу по миру пустить. Свои же и пустили…» Все сами казаки делают.
Собственно, а кто они такие, казаки? Откуда взялось казачество?
Слово «казак» пришло на Русь из Великой Степи, оно тюркского корня. Впервые отмечено
В Большой Советской Энциклопедии нашел следующее: «Казак, козак (тюрк. – удалец, вольный человек) – человек, порвавший со своей социальной средой (XIV–XVI вв.), с конца XV в. казаками стали называть вольных людей окраин Русского государства». Небогато. Да и неверно. Вольные люди в Великой Степи и при Аттиле называли себя козаками. Русские здесь совершенно ни при чем.
Смотрю дальше: «Казачество, – военное сословие в дореволюционной России XVIII – начала XX века, в XIV–XVII веках – вольные люди, свободные от тягла и работающие по найму, главным образом на различных промыслах, а также лица, несшие военную службу на окраине страны… В 1920 г. постановлением ВЦИК на казачьи области были распространены все действующие в РСФСР общие законоположения о землеустройстве и землепользовании. Эти акты положили конец существованию казачества как особого военного сословия. Трудовое казачество вступило на путь социалистического строительства».
Отлично. Все закономерно. Такая история и должна быть у казаков, ее предложили крупнейшие советские «казаковеды» А. П. Пронштейн и К. А. Хмелевский… Что сказать еще? Хорошие слова, правильные, устраивающие казаков, раз молчат. Никто и рта не открыл. А вот меня они не устроили: там нет Великой Степи. Казачество – это тема десятая. Главная – ее величество Степь собственной персоной.
Что еще не устраивало? Если кратко – ложь, она не устраивала. Не желаю, чтобы так куцо говорили о моей Родине и моем народе, пусть даже его части… А если подробнее, то начну с неожиданного вопроса. Что в истории казачества бесспорно?
Бесспорно, что казаки – степные жители: степь была их вольницей, их домом. Бесспорно, что казаки – превосходные воины, именно на коне (в прямом и в переносном смысле!) они вошли в судьбу Отечества. Бесспорна и внешность казаков, настоящего казака не спутаю ни с кем… Значит, с этого «бесспорного» и надо начать исследование, решил я.
История казачества – это же страница истории Великой Степи, они неразрывны. И случайности здесь нет. Тот же народ, та же культура. Но кто написал об этом?
О казаках говорят разное, а пишут все больше как о военном сословии. О походах, в которых участвовали они. Война, войска, война, войска… Вот и вся их история. А где же люди? Где их культура? Поэтому казакам и неизвестно о себе ничего достоверного. Спорят, как дети, эти чистые «белые гуси», ищут правду в лапах у хитрой лисы. (Так они переводят слово «казак» – «белый гусь».)
Спорят о мелочах, потому что не знают главного… Например, что их предки до II века жили на Алтае, слыли непревзойденными мастерами выделки железа. «Шешке» называли алтайцы свое детище. В их сильных руках оно стало оружием. А чтобы удар шашкой был резче, придумали седло со стременами… Стремя – тоже их изобретение… И пика… Там, на Алтае, явились миру степная культура и наш народ.