Полюби меня такой. Книга 2
Шрифт:
– Что сука! Жить тебе со мной надоело! – ещё удар в живот. В глазах темнеет. Не могу даже кричать. Лишь хрип, умоляющий, просящий остановиться. И руки, удерживающие за футболку, сдирающие спортивные штаны.
– Я тебе покажу, тварь, что значит развод со мной! – перекручивает спиной к себе, наклоняет, заламывая руки. Я знаю, что он задумал, но ничего не могу сделать. Резкое внедрение в меня разрывает плоть, вырывая крик из разбитого рта. Кровь, слёзы душат. Боль и унижение простреливают, расползаясь по кровотоку. Мечтаю оказаться не здесь! Мечтаю, чтобы всё закончилось! Хочу его смерти!
От гула в ушах не слышу удар двери. Какая-то сила
Глава 9
Джейк
Весь вечер не нахожу себе места. Вернувшись из офиса, надеюсь увидеть свою медведицу, но меня ожидает облом. Дарья возиться с Лёшей, а Рины нигде нет.
– А где законная родительница этого медвежонка, – подхватываю карапуза на руки.
– Дома. Сказала, что у неё важные дела, и попросила посидеть с внуком, – улыбается Дарья. От её улыбки исходит тёплое сияние, растекаясь по всему пространству. Отцу действительно повезло встретить женщину, до краёв наполненную любовью и нежностью. – Проходи на кухню, ужинать будем.
За стол сажусь с карапузом на руках. В ожидании тарелки сидит Алёна, по уши залезшая в телефон. Отец присоединяется в обнимку с Диной, целует жену, что-то шепча ей в волосы. Блеск в глазах и лёгкий румянец на щеках предполагает очередную пошлость, поведанную по секрету Дарье. Кажется, я даже завидую таким отношениям. От тарелок исходит слюнощепательный запах, но что-то меня сильно давит. В груди комок, медленно ползущий к горлу.
– А Рина не придёт на ужин? – не скрываю беспокойство в голосе.
– Она скорее всего созрела для разговора с мужем, – печально отвечает Даша. – Ей сейчас не до ужина.
Страх. Липкий страх, пропитывающий каждую клеточку моего сознания. Страх не за себя. Страх за свою женщину. Вскочив, отдаю Лёшу Альке и несусь по лестнице вниз. В голове пульсирует «успеть! только успеть!». Ворвавшись в квартиру, понимаю, что не успел! Глаза затягивает бешенством! Вижу только, как эта тварь насилует мою малышку, и кровь, сползающую жирными каплями по её ногам! Не контролируемый гнев! Всё что осталось от меня! Отрываю этот кусок дерьма и бью, по лицу, в живот, куда достану! Сдавливаю глотку, продолжая делать из лица месиво! Убить! Убить! Единственная мысль, прорывающая сознание! Убить не дали. Отец заламывает руки, оттаскивая от харкающего кровью тела.
– Джей! Успокойся! Достаточно! – рычит отец, захватывая и сдавливая рукой горло. Кислород перестаёт поступать, погружая в темноту, успокаивая сорвавшееся сердце, пытающееся проломить грудную клетку.
Темнота оказывается не долгой. Мелкие куски воздуха просачиваются в лёгкие, отрезвляя, приводя в чувства. Женский крик на повышенных децибелах разрезает густую тишину, и снова страх, стягивающий когтями сердечную мышцу. В дверях стоит Дарья, с перекошенным от боли лицом, на полу лежит Рина, медленно приходящая в сознание, отец с мертвенной бледностью в глазах прикрывает пледом окровавленные ноги моей малышки, и хрипящий мешок с побитыми органами корчится, вжимаясь в стену.
– Даш! Вызывай скорую и полицию! – пытается достучаться до всех отец. – Джей! Принеси воду, полотенца и аптечку!
– Не
– Даша. Звони Вейнбергу. Пускай пришлёт свои две машины на госпитализацию, – гладит Марину по голове, что-то шепчет, успокаивая. – Сделаем всё тихо.
Потом всё пролетает с дикой скоростью. Бригада, увозящая полу-труп, Дарья, бьющаяся в истерике на руках у мужа, Рина, моя маленькая девочка, уставившаяся куда-то в пространство пустыми глазами с дорожками слёз на щеках, и я, абсолютно не понимающий, как помочь ей, себе.
Платная клиника с тёплыми, светлыми стенами, длинный коридор с мягкими диванами, холод ожидания, пронизывающий до костей. Это не в России холодно. Это в душе лёд сковывает, сжимает. Дышать больно от мороза в лёгких. Я чувствую всю боль, исходящую от Рины. Я чувствую, как её ломает от осознания произошедшего. И ничего! Ничего не могу сделать! Просто жду!
– Два сломанных ребра, ушиб грудной клетки, несколько внутренних разрывов влагалища, – звучит монотонный голос осматривающего врача. – Марине повезло. Вы вовремя успели. Сегодня оставим здесь. Завтра с ней психолог поработает. Всё будет хорошо, Максим Валерьевич. Она молодая, сильная. Справится.
– Что с … другим пациентом? – выдавливает отец.
– Там всё хуже. Множественные переломы. Сейчас просветим, посмотрим, что внутри…
– В сознании? – прерывает отец.
– Пока да, – испуганный ответ.
Ничего больше не говоря, отец проходит в палату. Оттуда торопливо выбегает персонал, плотно закрыв за собой дверь. Через несколько минут отец выходит с посеревшим лицом и сжатыми кулаками.
– Он больше не приблизиться к Марине и Лёше. Документы на развод и отказ от ребёнка подпишет, и исчезнет. Заявление в полицию на тебя писать не будет. Я домой, успокаивать жену и детей, – устало потирает виски.
– Па. Я останусь здесь.
Он внимательно смотрит на меня, кивает, похлопав по плечу, и молча уходит. Этот вечер всем надо переварить, осмыслить и жить дальше.
В палату к Рине захожу с замиранием сердца. Она такая маленькая, худенькая, потерянная в пространстве кровати. От руки тянется капельница, от монитора куча проводов. Рассечённая губа с наливающейся фиолетовым гематомой на пол-лица, опухший нос с не отмывшейся до конца кровью под ним, перетянутая бинтами грудь.
Говорят, мужчины не плачут. Плачут. По крайней мере я сижу рядом с кроватью и заливаю больничную палату слезами. Я не справился. Я не уберёг свою женщину от этого кошмара. Сквозь мокрую пелену смотрю на бледное личико, ловя малейшее движение бровями, ресницами. Она спит, накаченная успокоительными и анальгетиками. У меня же в глазах та жуткая картина. И до сих пор хочется чувствовать руками кровь и треск костей.
Глава 10
Марина
Выплываю из забытья на пикающий, противный звук. Тело ноет, как после перемолки в комбайне. Каждый вздох отдаёт резкой болью в груди, тянущая тяжесть внизу живота, голова раскалывается, то ли от писка, то ли от запаха лекарств. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с любимой Доминиканой. В них столько нежности и сожаления. Чёрные круги под глазами, тёмная щетина, оккупировавшая лицо моего мужчины, ссутулившиеся плечи. Но он всё равно самый родной и красивый.