Помеченный смертью

Гриньков Владимир Васильевич

– О вашей работе.

– О моей работе? – напрягся Бородин, окончательно пробуждаясь.

– Да. Я вскрыл причину ваших волнений.

– И в чем она, эта причина?

– В вашей работе, Андрей Алексеевич. Нервные перегрузки, организм защищается. Обычное дело.

– Вы чем-то сможете помочь?

– Безусловно. Начнем с завтрашнего дня.

– А сегодня?

– Сегодня – нет. Вы слишком утомлены.

Бородин и сам чувствовал усталость. Все тело, казалось, было налито свинцом. Не пошевелить ни рукой, ни

ногой.

– Вы на машине?

– Да.

– С шофером?

– Да.

– Пусть он отвезет вас домой. Не занимайтесь сегодня ничем.

Бородин утомленно прикрыл глаза и тяжело вздохнул:

– Я очень устаю от ваших сеансов, доктор.

– Дальше будет легче.

– Правда? – с надеждой спросил Бородин.

– Да. Это я вам обещаю.

9

Григорьев заехал за Ингой на двух машинах – в одной он сам, во второй охрана. Инга юркнула в салон, сказала вопросительно:

– Мы ведь ненадолго, да?

– Не знаю. А что?

– Я отпросилась у Андрея Алексеевича всего на часок.

– И причину какую-то придумали, да? – невозмутимо поинтересовался Григорьев.

– Да. Сказала, что мне надо к стоматологу.

– Ну и напрасно, – позволил себе слегка улыбнуться Григорьев.

– Почему?

– Потому что Бородин тоже там будет.

– Где? – не поняла Инга.

– На выставке изделий Решье, куда мы с вами направляемся.

Инга испуганно ойкнула и вжалась в спинку сиденья. Григорьев, не сумев сдержаться, рассмеялся:

– Вы боитесь его?

– Кого?

– Бородина.

– Все-таки он мой шеф.

– У красивой женщины не может быть шефа. Одни подчиненные.

– Он не такой.

– Вы его плохо знаете.

– А вы – хорошо?

– Я – хорошо. Мы с ним учились вместе.

Он говорил очень уверенно, и к Инге стало возвращаться спокойствие. За окном мелькали дома знакомых с детства улиц.

Машины миновали распахнутые настежь ворота и подъехали к старинному особняку, вся площадка перед которым была заставлена роскошными лимузинами. Едва остановились, как кто-то услужливый снаружи рванул на себя дверцу.

– Идемте, – сказал Григорьев и учтиво протянул своей спутнице руку.

Он был идеально гладко выбрит. Почему-то именно это бросилось Инге в глаза.

Прошли мимо скучающих охранников, миновали большой зал, а когда перед ними распахнули двери, ведущие в глубину здания, Инга даже остановилась от неожиданности: зал, еще более просторный, чем тот, который они только что миновали, был залит светом. Несколько больших хрустальных люстр казались сверкающими гроздьями. Витрины, расположенные вдоль стен, имели собственную подсветку, и там что-то сверкало и переливалось.

Инга даже не сразу поняла, что это и есть знаменитая коллекция Решье, ради которой они с Григорьевым сюда и прибыли.

Людей в зале

было много. Холеные, хорошо одетые мужчины со своими прекрасными спутницами переходили от витрины к витрине. Выставленные образцы обсуждались вполголоса, и оттого в зале стоял какой-то монотонный гул, в котором было не разобрать слов. Некоторых из присутствующих Инга знала, видела неоднократно по телевизору, и от близости этих известных всей стране людей она несколько растерялась и сникла, чувствуя себя чужой. Григорьева сразу приметили, подходили, здоровались, перебрасывались ничего не значащими фразами. Почти все отмечали исключительные оригинальность и богатство коллекции. Даже для этих людей, казавшихся Инге всемогущими, выставка представлялась событием неординарным.

– Приступим? – предложил Григорьев.

Инга по-прежнему шла с ним под руку, но это его, казалось, нисколько не смущало.

Они обошли зал кругом, останавливаясь перед каждой витриной. Такой красоты Инге еще не доводилось видеть. Не было ни одной вещи, мимо которой можно было бы пройти спокойно. Григорьев, похоже, заметил состояние своей спутницы, произнес вполголоса:

– Выбрать будет непросто, а?

– Да, – кивнула Инга.

Она сохраняла спокойное выражение лица, но чувствовала себя растерянной.

– Это все продается?

– Любую вещь можно купить.

– Почему же не указана цена?

Григорьев едва заметно улыбнулся:

– Цена важна в гастрономе, Инга. Здесь же в первую очередь обращают внимание на красоту изделия. Все остальное вторично.

Он произнес это поучающе, но Инга нисколько не обиделась – признавала за ним это право.

К ним подошел Бородин. Инга смутилась, но, как оказалось, напрасно – Бородин вел себя так, будто ничего странного в появлении Инги здесь не было, и даже не взглянул на нее.

– Как тебе выставка? – поинтересовался Григорьев.

– Решье дело знает, – уважительно ответил Бородин.

– Ты был у Морозова?

– Каждый день к нему хожу.

– Помогает?

– Кажется, да.

– Я же говорил тебе – Каспаров. Все умеет.

– Хороший специалист, – подтвердил Бородин.

– Он когда-то работал в КГБ. Туда дураков не брали.

– В КГБ? – вскинулся Бородин.

– Да. У них там была какая-то программа, жутко секретная, как раз по его специальности. Только он не любит об этом рассказывать.

– Но сейчас он там не работает?

– Нет. Там все развалилось – и он ушел. Я по своим каналам его проверял, но так ничего и не раскопал.

– А что ты хотел раскопать?

– Интересно все-таки, чем там человек занимался.

– Так спроси.

– У кого?

– У него самого.

– Не расскажет! – засмеялся Григорьев. – Что-то там такое было, о чем он никак не хочет вспоминать.

Он вдруг обернулся к Инге и сказал, все еще смеясь: