Помечтай немножко
Шрифт:
Плотнее охватив пальцами углы кожаного, обитого медью ящичка, она решила попытаться выиграть немного времени.
— Твой братец не очень-то приветлив, — сказала она, обращаясь к Гейбу. — Должно быть, это у вас семейное.
Гейб скрестил руки на груди и прислонился спиной к одной из колонн вестибюля.
— Удивляюсь, как это ты не расстегнула платье и не предложила ему себя, чтобы он успокоился.
— Все произошло слишком быстро. У меня просто не было времени об этом подумать.
Гейб приподнял бровь и лениво шагнул вперед.
— Дай-ка это сюда, — сказал
У Рэчел замерло сердце, ей даже показалось, что оно вот-вот выпрыгнет у нее из груди.
— Не выйдет, приятель, — сказала она. — Эта штука моя. Ее подарила мне ко дню рождения бабушка, когда мне исполнилось шесть лет.
— Дай сюда.
— Она целое лето продавала кабачки под палящим солнцем, чтобы сделать мне этот подарок, и заставила меня поклясться, что шкатулка всегда будет со мной.
— Либо ты отдашь мне ее добровольно, либо я заберу у тебя силой. Решай сама.
Рэчел сглотнула.
— Ну ладно, твоя взяла. Я отдам тебе это. Но сначала мне бы хотелось вытереться. Я промокла, мне холодно.
Отвернувшись, Рэчел направилась в сторону одной из комнат. Гейб тут же преградил ей дорогу.
— Неплохо придумано, — сказал он.
С этими словами он одним движением выхватил шкатулку у Рэчел из рук. Не обращая внимания на ее возглас отчаяния, Гейб зашагал к лестнице, бросив на ходу:
— Давай вытрись как следует, пока я куда-нибудь уберу шкатулку. И еще, когда ты закончишь, я заберу у тебя ключ.
— Замолчи! — крикнула Рэчел и бросилась следом за ним, шлепая босыми ногами по мраморному полу вестибюля. — Ты просто садист! Дай мне хотя бы посмотреть на нее.
— Зачем?
— Потому что в ней, возможно, лежит что-то, принадлежащее мне.
— Например?
— Например, любовное письмо от Дуэйна, — сказала Рэчел после некоторого колебания.
Гейб бросил на нее взгляд, полный отвращения, и снова пошел к лестнице.
— Стой!
Гейб продолжал идти.
— Подожди! — Рэчел схватила его за руку, но тут же отпустила, пожалев, что прикоснулась к нему. — Ну хорошо, хорошо. Возможно, Дуэйн оставил кое-что в этом ящичке.
Гейб, который уже поставил одну ногу на нижнюю ступеньку лестницы, остановился.
— И что же он мог там оставить?
— Ну, например… — Рэчел лихорадочно соображала, что сказать. — Локон Эдварда, срезанный, когда наш сын был совсем маленький.
— Советую тебе придумать нечто более правдоподобное, — сказал Гейб и стал подниматься по ступенькам.
— Ну хорошо! Я скажу тебе. — Но Рэчел не приходило в голову ничего, что звучало бы хоть сколько-нибудь убедительно. Она поняла: выбора у нее нет — либо она скажет правду, либо Гейб унесет шкатулку. Но Рэчел не могла позволить, чтобы некогда принадлежавший Кеннеди кожаный ящичек снова исчез, а она в него так и не заглянула. Оценив положение, она решила рискнуть.
— Возможно, там есть потайное отделение, в котором Дуэйн мог спрятать пять миллионов долларов.
Эти слова явно произвели на Гейба впечатление.
— Ну вот, наконец появилась хоть какая-то ясность, — заметил он.
Рэчел посмотрела на него в упор.
— Эти деньги мои, Боннер, —
— Это каким же образом?
Рэчел хотела ответить, тем более что у нее был заготовлен толковый ответ. Но когда она уже разомкнула губы, что-то случилось, и голос ее предательски дрогнул.
— Я продала за них свою душу, — едва слышно прошептала она.
Какое-то время Гейб молчал, а затем, кивнув в сторону лестницы, сказал:
— Я принесу тебе халат. У тебя от холода зубы стучат.
Полчаса спустя она сидела за столом на кухне в одних трусиках под темно-бордовым махровым халатом, который принадлежал Гейбу. Перед ней стояла шкатулка Кеннеди.
Глаза Рэчел были сухими: она дала себе слово, что никогда больше не расплачется в присутствии Гейба Боннера. Но в душе у нее поселилось отчаяние.
— Я была так уверена… — Она покачала головой, все еще не в состоянии смириться с тем, что в шкатулке ничего нет. Они с Гейбом обследовали ее самым тщательным образом, но не нашли ни потайного отделения, ни ключа от депозитного сейфа, ни номера счета в швейцарском банке, вытравленного на дереве под внутренней обивкой, ни карты, ни микрофильма, ни компьютерного пароля. Ничего…
Рэчел хотелось изо всех сил ударить кулаком по крышке стола, но, справившись с собой, она стала напряженно думать.
— Этим делом, помимо городской полиции, занимался шериф округа, — заговорила она через некоторое время. — Значит, здесь побывало множество сотрудников правоохранительных органов. Должно быть, кто-то из них, описывая и конфискуя шкатулку, заглянул в нее и что-то нашел. Это «что-то» должно быть у этого человека.
— Ерунда все это. — Гейб взял стоящую перед Рэчел на столе пустую чашку и снова наполнил ее из кофейника, который пристроил на разделочном столике у раковины. — Ты же сама сказала, что, прежде чем сесть в машину, заглянула в шкатулку и ничего там не нашла. Так с какой стати кто-то другой мог оказаться более удачливым? Кроме того, если бы шериф или кто-то из сотрудников городской полиции наткнулся на такую сумму денег, о которой ты говоришь, это бы уже как-то проявилось, а единственный человек в округе, который с тех пор тратил хоть сколько-нибудь крупные деньги, — это Кэл.
— А может быть, он…
— Забудь об этом. Кэл в свое время заработал не один миллион. Кроме того, если бы он и Джейн нашли что-нибудь в этой шкатулке, они не стали бы держать это в секрете.
Гейб был прав. Рэчел откинулась на спинку обитого красным бархатом стула, стоящего в нише, где стоял обеденный стол. Когда она была замужем за Дуэйном Сноупсом и жила в этом доме, ниша была оклеена обоями мрачной расцветки с рисунком из распустившихся и находящихся уже как бы на грани увядания роз. Теперь эти обои сменили на другие, тоже с изображением роз, но еще не распустившихся кремовых бутонов. Обои были настолько безвкусными, что новую отделку комнаты можно было расценивать лишь как своеобразное проявление чувства юмора хозяев дома.