Помереть не трудно
Шрифт:
— У Совета появились ниточки, за которые можно дёргать? — поднял брови шеф. — Интересно…
— Ты же его видел, — Владимир проникновенно посмотрел шефу в глаза. — Такому человеку трудно отказать.
— Ты хотел сказать: вервольфу, — хмыкнул шеф.
— Они ведь поэтому тебя и позвали, — приложив огромные ручищи к груди, продолжил Владимир. — Меня с волками связывают давние узы. Слишком много пройдено вместе. И мне…
— И тебе сложно адекватно оценивать уровень угрозы, — кивнул шеф. — Понимаю. Но всё равно обидно, да?
— Не без того.
—
— Я перед тобой в долгу, — пыхнул папиросой Владимир.
— На том свете сочтёмся, — отмахнулся Алекс.
— Так что всё-таки с кладбищем? — не удержался я. Понимаю: в разговоры старших по званию встревать не положено, но всё это нагнетание вокруг Совета заставило меня нервничать. Хотелось уже отвлечься на что-нибудь конструктивное.
— А что с ним? — невинно спросил Алекс. — С проклятьем мы вроде бы разобрались…
— Да нифига. Какого рода проклятье, могло ли оно поспособствовать смерти людей… Мужик этот лукавый, с малиной.
— Мужик? — живо переспросил Владимир. — Какой мужик?
— Отирался там один, в медвежьей шкуре… — я покрутил шеей: жесткий воротничок просто таки впивался в кожу. Как гаррота. — Из лесу вышел. Советовал на кладбище больше не ходить. Грозил, что съедят.
— Кто?
— Не знаю, кто, — я смотрел на мониторы. Гулянка внизу набирала обороты: людское море волновалось, лучи софитов метались по залу, выхватывая из толпы то одно лицо, то другое. — Нам просто пригрозили… Да нет, запретили, являться туда после темноты.
— И правильно, — одобрил Владимир. — Нечего шалаться по ночному кладбищу, — движения его сделались резкими, а голос глубоким, словно он говорил в пустую бочку.
Алекс сидел прямо, с серьёзным лицом, и неотрывно смотрел в какую-то точку, мне невидимую.
Да они наклюкались! — понял я через секунду. — Выпили по два напёрстка, и наклюкались в зюзю. Ничего себе, настоечка…
— Да не по кладбищу шалаться, — казалось, шеф с трудом разлепляет губы. Голос у него стал медленный и тягучий, как мёд. — А к ним в деревню. Розенкр… Розенкрр-рей-церка, — он интеллигентно икнул и потупил взор. — Деревня летом, — вдруг сказал он задумчивым голосом. — Любил бы я тебя… Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи…
— Но-но, — Владимир вскинул голову, как задремавшая лошадь. — Без импровизаций.
— Прости, — шеф повёл пьяными глазами. — Не удержался.
Я ничего не понимал.
Вроде бы мы шли на серьёзную встречу, обменяться информацией по важному делу, миг — и всё пошло прахом. Как так-то?..
— Нет там никакой деревни, — вдруг сказал Владимир почти трезво. — Нет, и не было никогда.
— А вот и есть, — упрямо заявил шеф. — Кадет, подтверди.
— О деревне мы знаем лишь со слов мужика, — послушно сказал
— Нич-чего не понимаю, — Владимир поднялся, затем опустился на колени, прямо на пол, и принялся рыться под столом. — Какие-то деревни, мужики… — он выбрался, держа в руке огромный молот. Тот самый, который я уже видел в Питере. — Давайте прямо сейчас всё и проверим.
— Но мужик особенно подчеркнул, что после темноты приходить нельзя, — напомнил я.
— Вот поэтому нужно сделать это именно сейчас, — глубокомысленно поднял указательный палец Алекс. — Ноч-чью.
Глава 7
Автомобиль Владимира был ему под стать: Газ-13 одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, или, как её ласково звали в народе, Чайка. Места в салоне — как в купейном вагоне поезда.
Владимир взгромоздился за руль.
— Может, я поведу?
Моё робкое предложение отклика не нашло.
Молча повозившись ключом под приборной панелью, а затем дёрнув длиннющий рычаг переключения передач, Владимир стронул машину с места.
По полупустым ночным улицам гнать было легко и приятно. Я пялился в окно: раньше в Москве я никогда не был, и теперь с интересом наблюдал прямые, как стрела, проспекты, высотные здания и громадные билборды с рекламой.
Всё-таки, по сравнению с Питером, Москва — город урбанистический, уж простите за тавтологию. Здесь были сплетённые, как великаньи кишки, развязки, одноликие, подобные термитникам экваториальной Африки, высотки, и на любом горизонте, куда ни глянь, обязательно дымились трубы. Даже ночью город был многолюден и светел: высокие ацетиленовые фонари не оставляли ночи ни единого шанса…
Владимир вёл машину ровно, профессионально, чуток резковато. Они с Алексом о чём-то негромко переговаривались.
А я задремал. Широкое и мягкое, как диван, заднее сиденье очень к этому располагало.
Проснулся от того, что мы больше никуда не ехали. Сквозь открытые окна шел влажный воздух с запахами полыни, дубовой коры и еловых шишек. Где-то близко кричала сова. Звук был тоскливый и одинокий, как корабельная рында в тумане…
Кроме меня, в машине никого не было.
Я выбрался, стараясь не хлопать дверцей, и огляделся. Чайка стояла на просёлочной дороге. С обеих сторон её теснил чёрный, почти неразличимый лес.
Ну конечно, — кивнул я сам себе. — Машина — не вертолёт. К котловану на ней подобраться трудновато. Однако где мои спутники?
Как-то непохоже на Алекса: ни записки, никаких указаний, где их искать…
Обойдя Чайку сзади, я огляделся, а потом расстегнул ширинку и прицелился в тёмную траву на обочине.
— Бог в помощь.
Я не дёрнулся только потому, что на мне были новые брюки.
Мужественно закончив начатое, я привёл себя в порядок, и только потом обернулся.