Помереть не трудно
Шрифт:
— Вы обещали рассказать про Спичкина, — сказал я, когда он, со вкусом устроившись — в одной руке бокал, в другой — зажженная сигара — откинулся в кресле и положил ногу на ногу.
— Изволь, — милостиво кивнул шеф. Очевидно, ему хотелось привести мысли в порядок до того, как мы вернёмся домой, а это лучше всего делать, рассуждая о предмете вслух. — Эта история началась задолго до того, как мы с тобой познакомились…
После того, как семьдесят лет назад я впервые убил Лавея, было относительно тихо. Нет, конечно, жизнь шла своим чередом: вурдалаки
Пришлось спешно покинуть столицу и мчаться в глушь, в деревню. Дело было зимой, ехать пришлось в санях…
Да всё как обычно. Я хочу сказать, после Лавея не было какого-то большого, Вселенского зла. А лет десять назад началась какая-то ахинея. Ты должен это помнить: наводнения там, где не может быть наводнений, неожиданные снегопады — в странах, где отродясь не видели снега. Необыкновенная жара, окутавшая Москву и другие города нашей необъятной родины… В Иркутске расцвели тюльпаны, представляешь? В апреле.
Циклоны, торнадо, самум, который в Йемене за три дня стёр с лица земли целый город…
Природными катастрофами дело не ограничилось. Взрывы бензоколонок, газовых горелок, пожары эти необыкновенные… Взрыв Фукусимы, опять же. До нас не сразу дошло, что кто-то балуется со стихиями. Причём баловство это — недоброе. Разрушительное.
Стали искать мага.
И обнаружили, что за последние десять лет необыкновенно вырос рынок запрещённых артефактов. Чтоб тебе было понятнее: до недавнего времени артефакт класса «гнев Везувия» всплывал раз в поколение. Это ведь уникальная вещь, штучная работа. И стоит неимоверно дорого… Примерно как валовый доход небольшой, но не бедствующей страны. А тут мы за десять лет столкнулись с «Проклятьем Посейдона», «Кулаком Зевса», «Выдохом Тифона» — ну ты понял, всё в таком духе. Их было невозможно много. И сначала мы думали, что орудует целая шайка. Но тщательная экспертиза доказала: все артефакты сотворил один маг.
— И всё это время вы искали того, кто их сотворил? — спросил я. Сидеть, окутавшись дымом сигары и запахом виски было чертовски уютно, но и меня пробрало до костей от названий этих артефактов… Учитывая, что сделал в древние времена «Гнев Везувия» с городом Помпеи.
— Преступный гений — знакомо тебе такое понятие? — Алекс потянулся, а потом ещё глубже погрузился в мягкое кресло. И я его понимаю: приятно рассуждать о злодее, когда твёрдо уверен, что он больше не причинит никому вреда… — Десять лет мы не могли не то, что приблизиться к нему, а и просто нащупать хоть одну ниточку. Не получалось — и всё тут. Утекал у нас меж пальцев, как вода… А поймать его нам удалось благодаря тебе. Случай. Везение. Судьба…
— Но причём здесь я?
— Последние пару лет о нём слышно ничего не было, — шеф выпустил ароматный клуб дыма и сделал глоток виски. — И мы не то, чтобы о нём забыли, а просто отложили в долгий ящик. Устали гоняться за Летучим Голландцем, если ты понимаешь, о чём я… А тут — это пустячное дело в «Семаргле». И позвали-то нас лишь потому, что Володя, как их куратор, был лицом заинтересованным. А значит — предвзятым.
— Но причём здесь я?
— Ооо, — рассмеялся Алекс. — Молодой, красивый, бессмертный… И очень, просто чертовски сильный маг. Он тебе элементарно позавидовал.
— Но никто
— Маг, маг, не сомневайся. Оковы тебя признали. Да и Скопин-Шуйский не слепой. Тоже увидел в тебе что-то… эдакое.
— Это когда он на автомобиле к нам подъезжал?
— Ну. Хотел посмотреть на тебя.
— А вы? Вы знали?
Алекс положил сигару и нахмурился.
— Подозревал, — сказал он наконец, сложив пальцы домиком перед лицом. — Ты помнишь, как мы с тобой встретились?
— На меня напал призрак бродячей собаки.
— Вот именно. Призрак. А ты его увидел. И даже попытался дать отпор… Честно говоря, будь ты обычным человеком, то и вреда никакого от призрака не ощутил бы. Так, лёгкую оторопь и щекотку в правом подреберье… Но он тебя почуял. Точнее, твой магический потенциал. Латентный в то время, разумеется.
— А вы, значит, тоже его почуяли? Потенциал?
— Наверное, — Алекс пожал плечами. — Будь ты обычным человеком, я бы просто помог тебе отряхнуться, вывел из подворотни, и — адьос амигос. Но чем-то ты мне понравился.
— Вот и Антигона говорила, что вы во мне что-то такое углядели, — вспомнил я свой первый день в «Петербургских тайнах»… Слушайте, так что со Спичкиным-то? Что он во мне нашел?
— То, чего никогда не было у него. Врождённый магический дар.
— Но он же клепал эти артефакты…
— Вот именно: клепал. Спичкин не маг. Он — механик. Ну знаешь: крыло летучей мыши, какашка младенца и менструальная кровь девственницы… взболтать, но не смешивать. Запечь в атаноре, процедить, осуществить возгонку эфира в полночь, на полнолуние, когда Юпитер смотрит на Марс. Очень может быть, что он владел древним гримуаром, из которого и черпал рецепты. В конце концов, некоторые книги из библиотеки Иоанна Грозного до сих пор не найдены… Впрочем, Шуйский выбьет из него правду. Он это умеет.
Я вспомнил холодные, прозрачные, как Северный Ледовитый океан, глаза великого князя, и поёжился. Не хотел бы я попасть к нему на допрос…
— Мы и поймать его столько времени не могли, потому что искали МАГА, — пояснил шеф. — Нам и в голову не могло прийти…
— Что он — обычный человек?
— Ну, не совсем обычный, — усмехнулся шеф. — На должность секретаря при Совете как-то же он пролез… Значит, какие-то способности у него были. И он был очень, очень осторожен.
— Но зачем он продавал артефакты? Жадность?
— Вряд ли. Скорее, тщеславие. Видеть, как целые города уходят под воду, и знать, что всё это — твоих рук дело. Для некоторых это, знаешь ли… Он никогда не действовал в Москве. Но увидев тебя — не утерпел. Первые покушения были проверкой.
— Я думал, что их устраивал Геннадий.
— С подачи Спичкина, разумеется. Как говорится: сошлись два одиночества. Два непризнанных гения, два изгоя, которых не могло признать их окружение. И тогда они решили изменить мир. Спичкин, я думаю, собирался занять место Скопина-Шуйского. С его талантами и капиталом «Семаргла» они действительно могли опрокинуть наш небольшой шарик вверх тормашками. Но помешал случай. Увидев тебя, Спичкин воспылал чистой, незамутнённой ненавистью. Ты новичок. Ты маг. Ты — стригой. По его скромному разумению — нежить, отброс, коему место в муфельной печи… И ты — вхож туда, куда ему путь заказан. На короткой ноге с людьми, которые на него и плюнуть побрезгуют.