Помереть не трудно
Шрифт:
Я споткнулся. Упал на колени. Попытался схватить удавку руками, ослабить узел. Но пальцы чувствовали один только воздух.
В глазах потемнело. Грудь разрывала неимоверная боль, хотелось кричать — но лёгкие были пусты.
Лица на галереях слились в одно громадное, с жадными глазами пятно, в ушах установился глухой гул.
Я почувствовал, что умираю.
Каждая клеточка тела молила о глотке, хотя бы капле воздуха, сердце безуспешно гнало по венам
Перед глазами вдруг вспыхнула серебряная вспышка, я почувствовал ожоги на лице, на руках, на спине…
Я вновь был в гробу. Опутанный цепями, без еды, без воздуха и без надежды. Как я тогда хотел жить! Вернуться к Мириам, вновь увидеть девчонок и Алекса…
Мысль о Мириам чуть не бросила меня в пучину отчаяния — я вдруг понял, что никакого будущего у нас нет. Но зато мысль о девчонках, о непримиримой Антигоне, всезнающей Афине и заботливой Амальтее неожиданно прибавила сил.
— Ты выжил, спутанный по рукам и ногам в гробу, — сказала Амальтея.
— Ты пересилил тягу к крови, не превратился в банального упыря, — сказала Афина.
— Ты можешь снять эти оковы, — добавила Антигона. — Ты — стригой. Ты — Владыка. Ты сильнее их всех.
Мысль билась в голове, как набат: — Это уже со мною было. Да, я тогда почти всё время был в беспамятстве, и не осознавал, что происходит. Но девчонки правы: мне не обязательно умирать. Если захочу, я могу вообще не дышать.
Я попытался призвать ту силу, что посетила меня на ринге, после убийства вервольфа. И она сразу пришла, будто только этого и ждала. Только вот… Только вот воспользоваться ею я не мог — не пускала удавка.
Почуяв моё сопротивление, она затянулась ещё туже.
Сделалось темно — исчезли даже лица зрителей. Стих неумолчный гул голосов. А перед глазами вдруг возникли два пламенника — сначала я принял их за глаза Лавея, но быстро понял, что эти, в отличие от красных глаз колдуна, светятся тёплым желтым светом.
Вдруг запахло горящими берёзовыми дровами. Это было так отчётливо, так ярко, что в носу защекотало от терпкого дыма.
Я понял, что пламенники — это угольки костра. Того самого костра, что я призван охранять. И защищать.
Я подул на эти угольки, осторожно, терпеливо, давая им разгореться… Ничего не вышло. Что-то мешало, какая-то сила вступила в противоборство с моей, и угольки почти погасли. Я испугался. Откуда-то пришло понимание, что если они погаснут — я погибну.
Запаниковав, я стал дуть сильнее, но угли уже подёрнулись серым пеплом, в глубине их не осталось даже намёка на искру.
Отчаяние затопило меня с головой, я даже попытался завыть — но не смог. Не было воздуха. И тогда я решил спасти хотя бы огонь. Пусть я погибну, но эти угли должны продолжать гореть.
Собрав всю свою силу, по крохам, по крупицам, скопив её где-то в середине живота, под сердцем, я выдохнул на угольки. Это даже
Но вдруг в глубине углей разгорелись искры. Они становились ярче, ярче, а потом появился огонь.
И когда вспыхнуло пламя — удавка лопнула.
Я вдохнул полной грудью и выпрямился.
Открыл глаза.
Первое, что я увидел — торжествующий взгляд Алекса. Лицо его полнилось такой гордостью, словно он сам избавил меня от удавки.
Во-вторых я понял, что заклинание, которым душили меня големы, никуда не делось. С их неподвижных ладоней всё так же шел поток силы, он обтекал меня, впитывался и… не причинял никакого вреда. Я чувствовал необычайный подъём — словно только что напитался живой человеческой энергией.
Боясь пошевелиться, я посмотрел на великого князя. Тот сидел прямо, и неотрывно глядел на меня. Губы его кривились, но я не мог угадать: улыбка это или гримаса ненависти.
— Заклинание не действует! — завизжал Спичкин. — Это всё он, — он тыкал пальцем не в меня, а в Алекса. — Он подменил охранные артефакты!.. Охрана! Взять его!..
Но големы не пошевелились — очевидно, реагировали они только на голос Шуйского.
— Тогда я сам! — вытянув руки, скрючив пальцы, Спичкин выпустил в меня волну энергии, подобную струе огнемёта.
Я заслонился рукой, и почувствовал, как волоски на коже скручиваются от жара. Манжет рубашки побурел, на запястье вспухли пузыри, наполнились сукровицей, лопнули и тут же запеклись…
И вдруг меня окатило прохладой. Словно над головой опрокинули чашу с родниковой водой. Почувствовав на плече руку, я чуть обернулся, и встретил карий весёлый взгляд человека-медведя. Тот подмигнул и взмахнул свободной рукой.
Огонь ушел в пол, оставив на шашках паркета безобразное обугленное пятно.
В зале повисла гробовая тишина.
Спичкин стоял, тяжело дыша, но рук так и не опустил — по пальцам его всё ещё пробегали искры.
— А я и не знал, что вы — такой сильный маг, господин секретарь.
Слова князя Шуйского разнеслись по залу до самых удалённых его пределов.
— Это вышло случайно, — пробормотал Спичкин. — Я хотел защитить закон.
И тут в центр площадки, ко мне, вышел Алекс.
— Господа! — он обвёл взглядом зал, а затем повернулся к великому князю. — Надеюсь, дело стригоя Стрельникова исчерпало себя. Оковы Справедливости на него не подействовали — это доказывает невиновность ответчика.
— Быть по сему, — слово прогремело по всему залу, затушив начинавшийся пожар возмущенных криков. — По древнему обычаю, казнь не может быть применена дважды, — громко сказал Шуйский. — Божий промысел доказывает, что стригой Стрельников невиновен!
Големы потушили лучи и убрали руки. Я почувствовал, что свободен.