Помилованные бедой
Шрифт:
— Зачем вы мне нужны? Я врач, а доставили санитары! Это их работа привозить больных.
— То-то, гляжу, тощой змей! Тебя я в огороде увалила б в навоз и прикопала б! Никто и не сыскал!
— За что ругаешь? Я ничего плохого не сделал.
— А кто лук в огороде пожрал? Непременно ты, боле некому!
— Я лук не ем! Не переношу.
— Не отпирайся, злодей!
— Тетя Оля, идите обедать! Оставьте в покое врача, — позвали санитарки.
— Так ты и впрямь доктор? Голубчик, подмогни воротиться домой! Там мои мужики голодом измаются. Кто их накормит да обстирает, доглядит за избой? Я ж никому не помеха!
— Блиниха! Иди поешь! —
Немногим позже бабка опять отыскала Петухова:
— Помоги к своим уйти.
— Чем у нас плохо? Что не нравится? Кормят хорошо, постель чистая, лекарства есть. Отдохните, сами говорите, как много работы в доме, здесь только лечитесь, ешьте и спите. В избе без вас управятся. Есть кому.
— Это ты про ту прохвостку, что в мой дом гадюкой вползла? Жаль вот, не догнала, в картофлянике запуталась ногами. Не то б снесла башку той суке! Ишь, подстилка брюхатая!
— За что невестку хаете?
— Другого не заслужила. Сколько уж терпеть?! Считай, четыре года под одной крышей маемся, а она ни разу денег не дала. Все за наши пензии харчатся. Свои получки на счет относят. Почему я их кормить должна? Нехай отделяются и живут сами. Зачем с нас кровь сосать? Я им не должна! А вот они обязаны содержать нас, стариков.
— Это правильно! — согласился Петухов.
— Что я, окромя грубостев, от ентой невестки видела? Кормлю, прибираю за ими, в ответ только и слышу: «Чево под ногами путаешься, старая дура?» А унук грозился камнями голову мне прошибить. И в тот день попал по макухе. Ругаться стала, он язык показал. Себя по сраке хлопает и кричит: «Бабки! Поцелуй меня в жопу!» Вот и разозлили! До самых печенок достали. Не только невестку с унуком, а и сына не пощадила б, попади под руку в ту лихую минуту. Зачем они на мою голому свалились, никакого просвета не стало! Сыны выросли, а помощи от них никакой, — плакала старуха Блинова.
Петухов спросил, как зовут ее детей, внуков и мужа. Бабка назвала каждого. Не забыла никого. Даже возраст назвала. О себе рассказала. Не жаловалась, не сетовала. И хотя с мужем прожила полвека, ни одного плохого слова о нем не сказала. И теперь любила деда:
— Он как пчела. Цельными днями работает в совхозе. Все ж пасечник! Уважаемый человек, не пропойца, не трутень. И все тащит, все несет, заботится про всех…
— Кого? Куда тащит? — не понял Петухов.
— Знамо куда! В дом! Ить детей прорва, цельных пятеро. Взрослые! Да унуки, да мы с дедом! Посчитай, на сколь надо? Па совхозный заработок и пензии — ни в жисть не прожить, как ни тянись…
— С другими невестками ладите?
— Ну а она одна — у старшего сына. Так даже лучше дочки. Добрее, сердечнее и теплее. Другого сына развела. Аж в прошлом годе. Тоже дурку приволок. Живо спровадила. Ну, про Витькину гадюку сказывала. А последний, Колька, еще в школе учится.
— Сколько ж ему лет?
— Шестнадцать.
— А вам?
— Семьдесят два! — усмехнулась и сказала: — Вот и совхоз подивился, когда Кольку родила. Они в двадцать не беременеют. А мы с дедом и в стари годные. Ничего, выходится наш меньший, старшие не оставят.
— Вы все вместе живете?
— Нет! Все в квартирах своих. Теперь бы Витьку спихнуть. Втроем останемся. Это куда с добром. Не хочу, чтоб мной невестки командовали.
— А если ваших сыновей обидят?
— Кого, Витьку? Да кинь ты! Он за себя всегда постоит.
— Да успокойтесь, Ванюша! Эта бабка вовсе не больная! Она скряга, дрянь, но в своем доме всеми правит. Видимо, невестка сказала что-то невпопад,
— Скажите, эти ваши старухи рожали в пятьдесят шесть лет?
— Нет. Самое позднее — в сорок три.
— А эта родила! У нее внук от старшего сына — ровесник ее младшего. Разве это нормально? Вы приглядитесь, типичная шизофреничка, — спорил Иван.
— У бабки повышенная сексуальная потребность. И удивляться нечему, она войну пережила, ждала мужа!
— Да ладно вам! Когда эта война закончилась? А старуха все еще девкой себя считает, старая озорница, шалунья беззубая! Посмотрите, где она руки держит на восьмом десятке. — Петухов покраснел за свою наблюдательность.
— Не судите строго, в младенчество впадает…
— Час от часу не легче! — еле выдохнул Иван.
— Завтра я покажу вам свою больную. Теперь она спит после укола. Вот бабонька! Ее отпусти в город, она одна всех мужиков изнасилует. Вы ей лучше не попадайтесь в коридоре в одиночку. Заранее предупреждаю.
— А что с ней? Кто она?
— Была нормальной, обычной женщиной. Потом попала в зону — говорят, по политической статье целых десять лет в Сибири отбывала. Потом вернулась. И вместо того чтоб жить тихо, как оборзела. Разозлилась на власть, загубившую молодость, и стала против нее народ мутить. Особо на заводе, где работала еще до зоны. Одни прогоняли, другие все на шутку переводили, были и те, что слушали, поддерживали ее, ходили вместе с ней митинговать, бастовать, учиняли беспорядки. Их задерживали, били в милиции, лишали премий на работе. А потом особо рьяных распихали в психушки, чтоб не мешали… Вот так и получилось, что изувечили судьбу женщине. Нахально, насильно загнали в психи. А какие уколы ей делали, какие дозы! За одно это стоило судить. Не сделай того врач, самого рядом определят. Мало кто из тех больных дожил до сегодняшнего дня. И в нашей больнице такие случались. Бывало, умирали. Никто ими не интересовался.
— Вы тоже к тому причастны?
— Бог миловал. Я тогда молодым специалистом была, серьезных больных нам не доверяли. Их и содержали особо, подальше от любопытных глаз. Тяжелое было время. Не то что сейчас, — вздохнула врач.
— Оно и теперь всякое случается, — отмахнулся Петухов.
— Теперь-то что? Никаких проблем!
— В военкомате был. Уж там всякого наслушался. Поделились люди, как работают наши коллеги в других городах. Знаете, как приноровились зарабатывать? За оговоренную сумму делают справки о болезни призывникам, чтобы тех в армию не взяли. Объявляют шизофрениками, параноиками, эпилептиками. Так вот и уходят от службы. Даже уголовникам помогали укрыться от следствия и суда, от зоны. Иные у них годами жили. Психушка не северная зона. Теперь у нас никто не умирает.
Подошла женщина к окну, глянула вниз и вспомнила…
…Ох и давно это было. В самом начале ее работы в психиатрической больнице. Таисия проходила практику в мужском корпусе. И вот однажды увидела, как «неотложка» привезла парня. Он вовсе не был сумасшедшим. Его обманули. Сказав, что пройдет лишь осмотр, заманили в ловушку. Человек и не предполагал, зачем вместе с ним едет следователь прокуратуры. Тот прошел следом по длинному коридору. Они заняли мрачный, глухой кабинет, откуда ни звука не доносилось.