Помилованные бедой
Шрифт:
Это был сторож. Проверяющая в меня вцепилась мертвой хваткой, как в родного. Своя жена ни разу гак не держалась. Я и рад бы продлить тот миг, но сторож подошел, узнал меня, извинился матерно в бабий адрес, а я успокоил проверяющую, вернул к моргу. Но внутрь она уже не вошла. Вызвал я для нее такси, и вскоре баба уехала. О результатах проверки никто не сказал, забыли о ней. После того случая никого из здравотдела ко мне дубиной не загонишь. А вот спирта на два литра норму увеличили, без просьб и объяснений, молча.
— Петрович, чему удивляться? Еще в моем студенчестве никто не хотел идти в патологоанатомы. Да и в судмедэксперт ты желающих было не много.
— Моих рук никто не минет. Это верно. Вон крутые всех налогом обложили, даже кладбищенского сторожа. А к нам не прикипаются. Знают, с голой задницы, кроме анализов, ничего не выдавить. Коли на нашу зарплату рот разинут, пусть на себя обижаются. Мы тоже сумеем довести до икоты.
— Ты? — изумился Бронников.
— А что необычного?
— Нарядишься в покойника? Так этим рэкет не испугаешь.
— Юр, неужели меня лохом считаешь? Зачем мне маскарад? Тем нынче даже детей не пронять. Есть вещи посерьезнее. Они любого достанут и поставят на колени. Так проучить могут лишь патологоанатомы, когда их достала родня покойного или сам при жизни нагадил нашей службе полные карманы.
— Да как тебе нагадить могут? — засомневался Бронников.
— Не далее месяца назад водоканал перекрыл нам воду и канализацию за неуплату. Сам знаешь, здравотдел обязан платить. А городским властям до задницы — отключили рубильник, и все на том. Ни руки помыть, ни покойника обмыть, а уж о вскрытиях и речи нет. Вонь такая, что мухи в обморок валились на пороге. С неделю нас промучили. А у здравотдела, как назло, ни копейки на счету. Здесь, словно сжалившись над нами, помирает теща начальника водоканала. Повезло мужику! Он ее к нам среди ночи привез.
— А зачем взял? Отказался б принять!
— К чему? Я его, как дорогого гостя, сразу в морг привел. Усадил за свой стол. Кофе налил, не пожалел. Он уже позеленел от запахов, а я с ним разговариваю, вопросы задаю, мол, по какому адресу живете, сколько лет покойной, короче, все необходимые данные записываю не спеша. Вижу, как мужик синеть стал. Морда вытягивается ровно у индюка. Нос платком затыкает, глушит рвотные позывы. А я в соболезнованиях бисером рассыпался. Начальник тот уже задыхается, а я выход ему загородил. Я, слава Богу, комплекцией не обижен, за сутки вокруг не объедешь, и он не легче. Смотрит, как ему протиснуться, но куда там, мимо меня — без просвета. А у гостя уже глаза на лоб лезут. О воде и канализации словом не обмолвился. Зачем? Я его просто придержал. Он сам взмолился. Взвыл: «Выпусти! Включим все! Дай выйти отсюда, твою мать! Покуда с тещей рядом не свалился замертво! Умеешь пытать!»
Он не вышел — выскочил. Тут же дал команду по сотовому, и нам все включили. Но куда денешь целую неделю мучений? Ну, я и оторвался на его теще. Такую рожу ей изобразил перед тем, как выдавать из морга, что даже уборщица выскочила, отказалась убирать. Тут и этот возник. Как увидел, волосы дыбом даже из-за ушей. Глаза по тазику, губы дрожат. И говорит: «Петрович! Что с ней? Отчего она страшней черта? Ну как такую родне покажу? От нее на погосте покойники сбегут, со страху поусираются. Сделай что-нибудь, будь другом, умоляю!»
Я долго отказывался. Мол, оно, конечно, можно выправить, попытаться что-то сгладить, но зачем
Вот тут он и взвыл. Мол, назови, сколько хочешь, только не допусти срама, не дай опозориться и никому не говори, как повело тещу, какой стала безобразной, Пусть, мол, это и природное изменение, но, увидев такое, откинуться можно запросто.
Вечером он приехал глянуть на покойницу. Я уже успел снять зажимы изнутри, теща выглядела пристойно. И он забрал ее.
— Ты хоть что-нибудь поимел?
— Жаль, что у него второй тещи нет! — усмехнулся Петрович вместо ответа.
— Что тебя пригнало ко мне? — внезапно изменил Бронников тему разговора.
— Посоветоваться хочу. Стыдно сказать, племянница моя вовсе от рук отбилась. Шалавой стала. Ну а сеструха ко мне с воем — спаси! Иначе до беды недолго ждать. Вчера трое ментов приволокли домой Верку. Знаешь откуда? Из зоны привезли. Она с зэками трахалась, с целой сворой. Под забором дыру проковыряла и ныряла в нее, сама, никто ее не звал. Ну хоть бы с одним каким-нибудь поганцем скрутилась, так хрен бы с ней, на любовь можно было б подумать. Тут же куча всяких хорьков, сопляки и старики, все, кому охота, ее сопливят. А этой сучке всего тринадцать лет. Поверишь, ее отец каждый день лупит солдатским ремнем. Мать с бабкой все тарелки на ней побили, чугунными сковородками вламывают по всем местам. А ей до транды. Чуть зудеть перестанут синяки, она хварью в охапку — и понеслась новые приключения на жопу искать. Чуть какого мужика увидит, рожу хоть мелом припудрит, чтоб синяки не увидел, и подваливает, начинает сама клеиться. Никакой совести, удержу нет. Ей все равно, день или ночь, готова сутками развратничать! Может, ты знаешь, как ее остановить? Я уж с кем только не советовался. С невропатологами и гинекологами, с сексопатологами. Сколько Верке сделали уколов против сексуальных потребностей, у другой бабы от таких препаратов все наглухо срослось бы, но у Верки наоборот. Чем больше лекарств и уколов, тем сильнее желание. Ей мало одноклассников, старшеклассников — мужиков-учителей совратила. Ее знают городские бомжи и милиция. Уж не говорю о крутых и всякой городской шпане. Секс-бомба, не баба! Она любую путанку за пояс заткнет шутя. Пытался вразумить, она ответила: «Вот если б по сексу были соревнования, я бы первое место шутя отхватила и получила б золотой хер в награду!»
«Ты еще и деньги берешь?» — спросил ее.
«Когда дают — беру! А что такого? Сдохну и ее черви сожрут. Чего ж я хварью беречь буду, коль она имеется? Пусть вкалывает, пока спросом пользуется…»
Ну, тут и я не выдержал. Вмазал Верке по соплям. А она через десяток минут уже с соседом — пожилым мужиком, на чердаке у него шашни крутила* Ее и в холодную воду окунали, на целые сутки привязывали к постели, жрать не давали, одежду забирали — ничего не помогло. Может, ты знаешь, помоги нам, пропадает девка! Зацепит заразу, и все, сдохнет под забором как собака! А жаль, молодая еще, глупая. Помоги!
У патологоанатома тряслись руки. Куда делись его добродушная улыбка, насмешливый, озорной взгляд? Перед Бронниковым сидел очень добрый и несчастный человек. Он по-своему любил людей и каждому старался помочь. Вот только не всегда это у него получалось.
Глава 3. ПОМОГИ СЕБЕ САМ
— Сможешь привезти ко мне ее? — спросил Бронников через паузу. И добавил: — Понаблюдаю с неделю. А уж потом вывод сделаю, сумею помочь или нет.