Поминуха в Кушмарии
Шрифт:
– Это дом Анны Георгиевны? Василий среагировал первым:
– Да, а в чем дело?
– С Анной Георгиевной можно переговорить?
– Сможешь только увидеть. Видишь открытую дверь возле крышки гроба? Тебе – туда.
Девушка кивнула, остановилась у крышки гроба, которая всерьез не воспринималась. На ней сидел рыжий котенок. Снизу Кагор дружелюбно погавкивал на него. Девушка перекрестилась и вошла в дом. В большой комнате увидела в гробу Анну, снова перекрестилась, коснулась ногой похрапывающего фотографа. Тот проснулся и уставился на девушку:
– Чего хочешь?
– Вот
– Положи в гроб, она на том свете прочтет. А мне не мешай.
– Вот вы и положите.
Девушка всучила ему конверт, сделала снимки на мобильник и, не мешкая, удалилась. Во дворе ее окликнул веселым голосом Василий:
– Ну, поговорила?
Девушка раздраженно буркнула.
– Не грешно вам смеяться в такой день, – повернулась и столкнулась с входящим строгим мужчиной в очках.
– Извините, я из Налоговой инспекции, как найти мне госпожу Анну Сырбу?
– Опоздали, в гробу она, видите крышку у двери.
– Как в гробу? А кто налог за квас платить будет?
– Сделайте запрос в парламент, – рассмеялась джинсовая девушка.
В это время мастер объектива, прежде чем взяться за работу, выпил еще рюмочку, крякнул и начал щелкать фотоаппаратом, снимая гроб под разными ракурсами. Залез на стул, желая зафиксировать вид сверху. Вспышка пробудила задремавшую Анну. Она открыла глаза, испугалась наставленного на нее объектива фотоаппарата, взмахнула руками:
– Чур-чур, не меня! Изыди, сатана, изыди, еще поминки не кончились!
Фотограф, получивший новое, не дворянское звание, испугался еще больше. Свалился со стула, ударился затылком о табурет. Гроб покачнулся и перевернулся. Анна упала на фотокора. Тот дернулся и потерял сознание. Сбежавшиеся женщины закричали, зовя на помощь мужчин. Беседка во дворе мигом опустела. Вскоре приехала машина скорой помощи и увезла кряктуна.
9. Поминальный коллоквиум
В комнате стало просторнее. Гроб убрали. Рассевшиеся вокруг стола гости улыбались, уже не стесняясь. Голубцы в виноградных листочках манили ароматом, вино в стаканах искрилось. Чокались, не соблюдая принципа четности. Голос тостирующего спикера звучал почти без официоза.
Кто в зрелом возрасте не может не давать советы? Таких мало найдется. Тем более, в южном городе. Тем более, после рюмочки. И не имеет значения, разбирается или не разбирается в обсуждаемом вопросе желающий дать совет, но дать совет он обязан. Причем не важно, оценят его или нет.
Спикер был неудержим:
– Как видите, все уладилось, успокоилось, можно провести коллоквиум.
– Чего провести? – не мог успокоиться Федосеич.
– Коллоквиум – слово латинское, означает беседу, разговор.
Вот мы и поговорим о нашей уважаемой Анне Георгиевне.
Какой таксист не любит быстрой езды, нарушая все правила? Федосеич не стал исключением.
– Mille pardon, чёрт побери, господа! Позвольте нам, простым людям от баранки, пожелать, чтобы по дороге к Отцу нашему, когда Он призовет, Анне не мешали дорожные инспекторы.
Василий удивился:
– Ну, ты даешь, шашист. Какие там инспекторы? Они все в аду. А у Анны маршрут: земля – рай.
Таксист, названный «шашистом», обидчиво насупился:
– Ты мало с ними сталкивался. Полицейские инспекторы где угодно прячутся, хотя по закону не имеют права, но права потом качают, и четко знают, кого трогать чревато. Мы, таксисты, к таким не относимся. Потому мой тост справедливый.
– А что, Анна на такси в рай поедет? – продолжал подначивать Василий.
Спикер вспомнил о своих обязанностях:
– Предложение поступило, я поддерживаю уважаемого шашиста, тьфу, уважаемого господина таксиста. Он предупредил о возможных препятствиях в дороге, предупредил обоснованно, на основе личного опыта. Сколько лет за рулем, уважаемый?
– Через месяц тридцать будет.
– Слышите, тридцать! Месяц отбрасываем, как отпускной. Нельзя не считаться с таким опытом. Итак, за хорошую дорогу Анны Георгиевны, без излишних контролеров! Можно чокнуться.
Таксист, довольный признанием, снисходительно обратился к Василию:
– Ну что, Вася, вперед? – и чокнулся с ним. – Стоклеточные шашки не для тебя. Играй в простые.
Будущее Анны не могло оставить равнодушными соседок, а Прасковью плациндовну в особенности. Она немедленно повернулась к Федосеичу:
– Уважаемый, простите, мы не знакомы с вами. Как вас величать?
Непривыкший к подобному вниманию, он засмущался:
– Семен я.
– А по отчеству?
– Федосеевич.
– Так вот, скажу я всем вам, – она обвела взглядом сидящих за столом, – наш Семен Федосеевич, хотя не из муниципия, но прав. Дороги – дело серьезное, на них всякие встречаются. Хватает разных там. И инспекторов тоже. Сколько на ней ям больших и маленьких? И не везде дорога ровная. Потому соглашусь с опытом Семена Федосеевича и добавлю пожелание Анне, чтобы ее не трясло по дороге. А с вами, Семен Федосеевич, хочу чокнуться. Я была на рынке, видела как вы подушку покупали. Сам большой, и голова у вас крупная, а взяли маленькую подушечку.
– А мне большая не нужна. У моей жены грудь восьмого размера.
Изяслав, хотя адвокатом не был, за словом в карман не лез, ни в свой, ни в чужой, пил мало, выглядел обиженным, но напомнил о себе:
– Вы меня снабженцем называете. Между тем, по-современному, мы все менеджеры и чем-то управляем.
Статистик играл роль резонера:
– Или делаем вид, что управляем.
Реакции не последовало. Изяслав продолжил:
– Каждый из нас в своих делах менеджер. Я – купипродай сантехнику, Анна – менеджер по квасу, уважаемый господин прокурор – по государственным законам, не менее уважаемый господин адвокат – тоже по законам, но с другой стороны. Наш ребе, да пусть он проживет 120 лет, говорит: