Помни имя свое
Шрифт:
— Машину поставь носом к дороге — приказал Котов — выходя из головной.
Приказ был исполнен.
— Теперь. Сотовые достали — и мне в сумку. Живо! Все! Сотовые сдать!
— Это зачем? — вылез Тема.
— За Удмуртией [24] . Сдать, сказал…
Недовольно ворча, сотовые все же сдали.
— Так… стоять будем здесь, пока рак на горе не свистнет. Или пока я не прикажу делать ноги. Дежурные смены по два человека — на стреме. Остальным — дрыхнуть. Может быть — придется ночью работать.
24
Кто
— А пожрать?
— Кто желает — не вопрос.
— Я там на дороге кафушку видел…
— Отставить. Через это кафушку — тебя и выцепят.
Не тормози — сникерсни…
Котов посмотрел на часы. Первые пять минут каждого часа — окно связи, после каждого активного сеанса — придется перемещаться. Инициатор звонка он, каждый раз он будет звонить с разных сотовых. Один звонок — и аккумулятор долой, как работает СОРМ, он знает как никто другой. Абонент всегда один и тот же — Башлыков. Еще неизвестно — до чего он добазарится с местными фейсами [25] . Похоже, вся республика тут как пороховая бочка.
25
ФСБ, сленговое название.
Так все и есть. Никому не хочется будить лихо, пока оно тихо. Всем хочется получать зарплату, очень неплохую в последние годы и заниматься всякой мелочевкой. Кто-то что-то сказал лишнее — вызвал, беседу провел, через прокуратуру предостережение оформил. Вот только г…но какое получается — у вахов [26] по мелочам не получается. Постоянно их несет — зарезали, подожгли — тут недалеко и до захвата заложников или взрыва на улице. И договариваться не получается, как с «русскими фашистами» — мол, ты нам работу по мелочам обеспечиваешь, а мы на все остальное глаза прикрываем. Не получается.
26
Ваххабитов.
Скворцов порылся в сумке, которую он называл «спортивной», ездил с ней на соревнования. Достал плитку шоколада — белорусский Спартак, горький, настоящий — в России такой не делают, бадяжат только так. Бутылку воды. Посмотрел на багажник Патриота, тяжело вздохнул…
Скотч с треском поддался под зазубренным лезвием ножа. Котов помог заложнику сесть, разломил пополам шоколад. Протянутая рука с половиной плитки осталась висеть в воздухе…
— Послушай, ата. [27] Мы друзьями не будем никогда. Но из уважения к твоему возрасту — возьми, съешь. Благодарности не надо.
27
Отец в татарском и некоторых других языках.
Старик поколебался, но шоколад взял. Говорить первым никто не хотел.
— Я из Ижевска — нарушая правила конспирации, сказал Котов — знаешь, что там у нас было? Пятьдесят человек — в мясо.
Старик не ответил.
— Я не злой человек. На самом деле — не злой, нахрен мне все это надо. Но вот ты мне скажи — когда в моем городе пятьдесят человек в мясо — я что-то должен сделать, а? Или я должен просто своих закопать, утереться и дальше жить, а?
— Должен — сказал старик.
— Что я должен сделать?
— Если кто покусился на вас, то и вы покуситесь на него, подобно тому, как он покусился на вас [28] —
— Значит, я должен к вам приехать, взять пулемет, в первую же деревню зайти и пока патронов хватит? Так что ли?
— Может, и так. Тебе решать.
— А вот нахрена мне это надо? Вот мне — нахрена грех на душу брать?
— Тебе решать — повторил старик.
— Я о другом. Вот ты этих… наставляешь. Воевать с нами наставляешь. Ты думаешь, все в одни ворота будет, что ли? Думаешь, что русские все уже вымерли, можно все что угодно творить — и ничего за это не будет? Так что ли?
28
Аль-Бакара, 194.
— Я этому не учу — ответил старик.
— А чему же ты учишь? Вот эти уроды — они ведь ваххабиты, салафиты… их кто трогал? Они ведь тебя слушают, а потом резать идут.
— Я учу справедливости. Ты этого не поймешь.
Котов присел на корточки.
— А ты расскажи, ата. Я послушаю. Вот какая в этом справедливость? В том что пацанов убили, у которых еще девчонок то не было. А баб да детишек постреляли — вот в этом какая справедливость. Я сам, своими руками пацана кончил — а если бы не кончил, он бы меня и моих друзей своим поясом шахида в мясо. Где тут справедливость? В чем — она?
— Ты при Советском союзе жил? — вдруг спросил мулла.
— Сподобился. Не помню уже ничего… школу помню.
— Меня в КГБ притащили… тогда как раз один из братьев Коран раздобыл, их американцы присылали на русском. Избили меня… шлангом с песком. Но знаешь, что? Тогда лучше было. Вот ты говоришь — человека убил. Зачем?
— Я же сказал…
— Сказал… Жизнь свою спасал. Жить хотел. А не думал, что тот… бача… он что-то хотел, кроме того, что умереть.
— Что хотел? Да нас он убить хотел! Вот что он хотел!
— Видишь. Не понимаешь.
— Хорошо. Скажи отец — слушаю. Мне это самому надо. Понимаешь, самому.
Мулла пристально посмотрел на сидящего перед ним человека.
— Жаль мне вас.
— Да уж…
— Ты не дослушал. Я ведь историк… в университете преподавал. Как вам, русским — удалось столько земли под себя подгрести. Вот, подумай просто — как? Ведь тут другие народы жили. Как силой такую планиду захватить? Вопрос такой себе не задавал? Вижу что нет… а я задавал. Вы, русские шли — и справедливость несли. У вас — вера была. Вы — людям правду несли, пусть они и не слушали, а вы — несли. А сейчас? А сейчас нет ничего, не верите вы ни во что, к добру не стремитесь — кто себя водкой убивает, а кто посильнее — берет автомат и убивает других. Я тех, кто харам в твоем городе творил не оправдаю… нет этому оправдания. Но понять тех, кто это сделал — понимаю. Как всех своих учеников — понимаю? Ты не задумывался, почему все больше русских к нам идет? Ну, ладно… башкиры, татары, но — русских. Потому что сейчас мы — правду несем.
Котов выругался.
— Что хочешь скажи, но это так. Среди нас — все больше и больше русских. Потому что они с несправедливостью борются. Что они видят вокруг себя? Власть — ворует. Другие — зарабатывают… то что вы, русские друг с другом делаете — ни один башкир такого со своим не сделает. А у нас — справедливость. У нас все — друг другу братья.
Котов мрачно усмехнулся.
— У нас — тоже.
— Знаю. Вас я тоже не виню, вы тоже народ, пусть и заблудший. И свое не отдаете, это достойно уважения. Но вы — за свое держитесь, просто потому что это сейчас ваше. Стреляете, убиваете. Вот сейчас — готовитесь убивать. А подумай — за что ты будешь убивать? Есть за тобой правда? У себя в душе ответ поищи.