Помни меня
Шрифт:
— Мэри!
Вздрогнув, она проснулась оттого, что Уилл дергал ее за платье.
Первые солнечные лучи осветили небо. Мэри подумала, что Уилл ожидает шторма и что она должна приготовить миски, чтобы набрать в них питьевой воды.
— Мэри, мои глаза обманывают меня или это земля? — спросил он хрипло.
Мэри посмотрела вперед. Это действительно было похоже на землю — темная волнистая полоса на горизонте. Ее охватило дикое возбуждение.
— Мы можем оба одновременно ошибаться? — спросила она. — Мне тоже кажется, что
Мэри подвинулась на сиденье ближе к нему, все еще держа детей, и ухватила его за руку.
— О, Уилл, — прошептала она. — Неужели это правда?
Они по меньшей мере час вглядывались в эту полосу, держась за руки и изо всех сил надеясь, что это не какая-нибудь жестокая шутка природы. Но темная полоса медленно приближалась с каждой минутой, пока они наконец не поняли, что на самом деле это были деревья.
— Ну, девочка моя, — сказал Уилл, глядя на Мэри и сияя. — Я тебя доставил. Сегодня пятое июня 1791 года и я должен записать в судовом журнале, что я увидел землю. Прошло шестьдесят дней с тех пор, как мы покинули Сидней, и я благодарю Бога за наше спасение.
— Разбудить остальных? — спросила она. — Или пусть они спят дальше?
— Буди их, черт возьми! — произнес Уилл. Его когда-то мощный голос превратился в хриплое карканье. По заросшей щеке прокатилась слеза. — Бог свидетель, здесь есть из-за чего проснуться.
Глава четырнадцатая
Позднее в тот же день Уилл завел лодку в гавань. Никто из путешественников не знал и не волновался о том, был ли это Купанг. Они увидели здания и людей, что означало еду и воду, и этого им казалось достаточно.
Все они находились в жалком состоянии. Их одежда была оборванной, волосы задубели от соли, а кожа шелушилась от ветра. Они сидели, обессилев, на своих местах, слишком слабые и истощенные даже для того, чтобы улыбаться.
У Мэри язык распух от жажды, и она из последних сил держала Эммануэля на руках, но, когда она увидела толпу народа, собравшегося на причале и с любопытством смотревшего на измученных людей в лодке, ее ум снова лихорадочно заработал.
— Что бы ни случилось, помните нашу легенду, — прошептала она мужчинам. — Если мы проболтаемся о том, что произошло в действительности, нас отошлют обратно.
Мэри подумала, что вряд ли это Купанг, потому что Детмер говорил ей, что Купанг принадлежит голландцам. Она не видели в толпе белых, все люди были с коричневой или желтой кожей, но, по крайней мере, они не походили на диких аборигенов из Нового Южного Уэльса.
— Воды! — закричал Уильям Мортон. — Воды!
Неизвестно, поняли ли его крик наблюдавшие за ними люди, но он заставил их оживиться. Один человек вышел вперед с багром и доставил лодку к месту для стоянки. Маленький полуголый человек с коричневой кожей спрыгнул в лодку, взял веревку и швырнул ее своим товарищам на причал. Потом произошло чудо — на ней спустили деревянное ведро с водой.
Все мужчины бросились к ведру, яростно раскачивая лодку. Но Уилл наполнил кружку и передал ее Мэри. Она сначала дала попить Шарлотте,
Хотя Мэри не понимала ни слова из того, о чем говорили в толпе, она догадалась по энергичной жестикуляции и по тону пронзительных голосов, что местные жители полностью сочувствуют ей, ее детям и мужчинам, прибывшим с ней. Она попыталась встать, но была так слаба, что снова упала, и вдруг все поплыло у нее перед глазами. Мэри скорее догадалась, чем почувствовала, что ее подхватили чьи-то руки. Ей показалось, что ее положили на твердую землю и дали ей еще воды. Затем к ее лицу приблизили что-то с резким запахом. Она слышала гул голосов вокруг себя, потом ее снова подняли и положили на что-то более мягкое, и небо над головой исчезло.
— Шарлотта! Эммануэль! — закричала Мэри в панике.
Какая-то смуглая женщина наклонилась над ней, вытирая ей лицо прохладной влажной тряпкой. Она говорила на незнакомом языке, но что бы ни означали ее слова, они были такими же успокаивающими и мягкими, как эта тряпка, и Мэри почувствовала, что она наконец в безопасности и может спать.
Чуть позже она проснулась и обнаружила, что лежит на циновке. С одной стороны спал Эммануэль, а с другой Шарлотта.
На низком столике горела свеча. Мэри поднялась и увидела, что на циновке в другом конце комнаты спит женщина с блестящими темными волосами и коричневой кожей.
При слабом свете свечи трудно было что-то разглядеть. Но Мэри почувствовала, по тому как мирно спали дети, что их накормили и вымыли. Комната оказалась хижиной, большей, чем та, в которой они с Уиллом жили в Сиднейском заливе, но похожей. Слезы благодарности навернулись ей на глаза. Незнакомая женщина приютила их и заботилась о них, и Мэри хотела бы знать язык этой женщины, чтобы поблагодарить ее.
Следующие дни прошли как в тумане, который время от времени прояснялся, когда Мэри понимала, что ей дают питье и мягкую протертую еду. Где-то вдалеке она слышала голоса и лай собак. До нее доносился запах готовящейся пищи, и иногда ей даже казалось, что она слышит смех Шарлотты. Но Мэри не могла полностью открыть глаза и оглянуться вокруг.
Наконец Мэри вышла из этого состояния благодаря Уиллу и Джеймсу Мартину, услышав их голоса.
— Она должна подняться, — произнес Уилл. — Ванжон хочет ее увидеть.
— Она слишком истощена, — сказал Джеймс. — Спешить некуда, он подождет.
У Мэри не было никакого желания никого видеть и ни с кем говорить. Она наслаждалась счастьем в своем маленьком сумеречном мире, где до нее не могли добраться ни боль, ни беспокойство. Но голос Уилла затронул какую-то струну в ее сердце, напомнив ей об ответственности.