Помни о белой вороне (Записки Шерлока Холмса)
Шрифт:
Над ограждением верхнего углового балкона различимо маячила бледная физиономия Филимона Ужова. Даже очень издалека и снизу выразительный ужовский нос выглядел как всегда – длинным и обвисшим.
– Деньги есть? – крикнул Ужов.
– Есть!
– Дуй ко мне!!!
Иван Иванович, подняв пенистую волну, выбрался из лужи и захлюпал ногами мимо истуканов, оставляя мокрый бурый след.
– Опять к Фильке-писателю, – изрекла первая старушка.
– К нему, – подтвердила вторая.
– Ноги вытирай! – пропели старушки дуэтом.
Иван
Пока лифт, завывая и ознобно трясясь, не спеша тащился кверху, Иван Иванович успел прочесть на стенах кабинки, что «Лида – дура» и рассмотреть выполненный в условной манере портрет какого-то человека в очках и шляпе, обрамленный много раз повторяющимся глаголом «жуй».
Едва Иван Иванович ступил на площадку, как услышал из-за двери глухой голос Ужова:
– Ванька, спаси меня...
– Филимон, что с тобой? – Иван Иванович рванул на себя ручку двери. – Открой, Филимон.
– Не могу, я заперт.
– Как заперт?
– Обыкновенно, на замок. Капитолинка заперла. Иван Иванович быстро представил: себе улыбающийся рот ужовской супруги, розовую улыбку в напомаженных губах и тусклый взор никогда не улыбающихся глаз.
– Случайно заперла?
– Нарочно. У меня вчера был день рождения. Сережка с Иркой были, Фомка, Васька и Жоржетка.
Свой веселый мир Ужов населял на всех уровнях жизни Петьками, Ольками, Костьками и сам себя воспринимал не иначе как Фильку, хотя Фильке этому шел уже шестой десяток. Догадаться кто из общих знакомых скрывался на сей раз под кличками гостей, Иван Иванович не успел:. Ужов перешел к воспоминаниям:
– Выпивки было – залейся. Все выхлебали, сволочи. Утром встаю: головка бо-бо, денежки тю-тю, во рту – наждак, ну, ты сам знаешь...
Иван Иванович ничего этого не знал, но неважно. Он зато знал: Филимон Ужов убежден, что вокруг дико пьют абсолютно все, просто не все еще замечены в этом.
А Ужов продолжал из-за двери:
– Портки спрятала и, главное, дверь на ключе. Она недавно замок здоровенный врезала, Капитолинка...
Ужов за дверью задышал как штангист, идущий на побитие рекорда.
– Ванька... умираю...
– Не умрешь.
– Умру. Помолчали.
–Я дверь ломать не буду, – твердо заявил Иван Иванович. – У меня и так неприятности: сценарий украли.
– Иди ты... со своим сценарием, – глухо заскулил Ужов. – Другой напишешь. У тебя почти на глазах друг умирает, вот это – неприятности...
Ужов чихнул и затих.
– Филимон! Тишина.
– Филимон!!!! – в паническом испуге заорал Иван Иванович.
– Ааа
– Как тебе помочь?
– Спустись на первый этаж, третья квартира. Спроси Витьку-слесаря. Скажи: Филька умирает. Он
– хороший мужик, поймет
Иван Иванович спустился вниз и позвонил в квартиру № 3. За дверью зашлепали шаги и раздраженный женский голос спросил:
– Чего
– Можно Виктора, слесаря? – вежливо обратился Иван Иванович к дверной клеенчатой обивке.
– Нету его. Во дворе посмотрите. Иван Иванович вышел во двор.
– Идет, – сказала старушка, завидев Ивана Ивановича.
– Вы не подскажете, где найти слесаря Виктора?
– обратился к ним Иван Иванович.
Старушки сдвинулись теснее, крепко сомкнули полые свои рты и стали глядеть куда-то вдаль. По выражению их глаз было понятно, что в дали они наблюдают что-то крайне возмутительное.
В глубине двора, возле мусорных бачков стоял приземистый мужчина с бумажным кульком в руках. У его ног в кружок расселись штук восемь тощих кошек. Мужчина поминутно заглядывал в кулек и, соблюдая одному ему известную очередность, наделял кошек пищей.
– Ванька, вон он с кошками! – закричал сверху Ужов.
Иван Иванович направился к мусорным бачкам и остановился за пределами кошачьего круга.
– Кранов, говорю вам, в настоящее время нет! —неожиданно обрушился на Ивана Ивановича мужчина с кульком. И быстрым взглядом оценив действие таких своих слов, уже миролюбиво заключил:
– И прокладок тоже нет.
– Мне... – сказал Иван Иванович... я... – и доверительно сообщил в порядке информации: – Филька умирает.
Мужчина бросил кулек на землю и, перешагнув через сбившихся в кучу кошек, подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Посверлив Ивана Ивановича бирюзовыми глазками, строго спросил:
– Чтой-то с ним?
Иван Иванович доложил обстановку. Витька-слесарь, выслушав безвыходные обстоятельства Ужова, дал такое заключение:
– Фильку жалко. Хороший мужик. Но я замка не трону. Ведь если что, Капитолина его меня за хобот и в конверт. Пускай мучается. – И вперевалку зашагал к дому. Иван Иванович поплелся за ним.
– Витька! – заголосил Ужов с балкона.
– Чего орешь? – еще громче Ужова отозвался Витька. – Неудобно!
– Плевать я хотел! Тут все свои...
– Жалко мужика, – обернувшись, бросил слесарь Ивану Ивановичу и скрылся в подъезде.
Иван Иванович снова поднялся к ужовской двери.
– Не может он, Капитолины боится.
– Хрен с ним! Что-нибудь придумаем.
– Филимон, – Иван Иванович поцарапался в дверь. – Знаешь, я начисто забыл, что писал в сценарии. Ты не помнишь? Ну тот, который мы обсужда
ли на худсовете, не помнишь?
– Не помнюЯ свои-то теперь не все помню.
– Плохо дело, – сказал Иван Иванович. – Не знаю, что и придумать
– Придумал! – крикнул Ужов из-за двери. – Тут рядом кафе «Незабудка». Как выйдешь из подъезда, направо, за угол дома. Направо и по мощеной дорожке шагов триста. Слушаешь?
Иван Иванович кивнул.
– Ванька, ты здесь?
–Да.
– Возьмешь за стойкой бутылку портвейна и попросишь трубочку коктейльную. Слышишь?
– Слышу. Зачем трубочку?