Помни о микротанцорах
Шрифт:
– В нескольких военных лабораториях. А все опыты проводились с генетическими преступниками. У них ведь нет прав. Более того – нормальные люди их ненавидят, в них видят угрозу. У нас даже был питомник для крокодилов, этих пресмыкающихся пытались приспособить к холодам сибирской зимы. Крокодилам давали возможность поохотиться. Как вы думаете, кого им скармливали живьем?
– Но это ужасная смерть.
– Меня больше пугают нормальные люди, которые это придумали и делали. И, наверное, делают до сих пор.
Она лежала в темноте, прислушиваясь к происходящему вокруг.
Они тянули, они чего-то ждали. Наконец, ее снова подняли и куда-то понесли.
Она пыталась считать повороты, но вскоре сбилась. Несколько раз были ступеньки, больше вниз, чем вверх. Потом ей развязали руки и ноги, но оставили мешок на голове.
Прошли минуты тишины. Ничего не происходило. Она попыталась встать, но не смогла: от долгого лежания в неудобной позе занемели ноги. Когда она стащила мешок, вокруг была только темнота. Несмотря на темноту, она сразу узнала бункер, откуда ее утащили несколько часов назад. Теперь у нее не было шлема, поэтому приходилось двигаться наощупь: она прошла вдоль стены, наткнулась на какие-то палки, добралась до двери и прислушалась. Отвинтила рычаг и открыла, чуть-чуть, на маленькую щелку. За дверью пустой коридор. Никакого движения, и лишь издалека доносятся негромкие звуки, искаженные до неузнаваемости расстоянием и многими отражениями от каменных стенок. Она открыла дверь шире и обернулась в нерешительности.
У стены лежали два тела человеко-муравьев. Вначале она подумала, что муравьи погибли в схватке с клоном. Она подошла и присела, чтобы осмотреть повреждения. Но – она ведь изучала акул, она специально изучала их укусы, чтобы написать доклад для городского журнала будущих биологов, она знала как режут плоть большие челюсти. Клон не при чем. Здесь поработал большой зверь с очень необычными зубами. Или не зверь? – зубы слишком острые, они не рвали, а резали, как ножи, и они расли не ровными рядами, как у млекопитающих, а какими-то пучками. Ни один зверь не оставит такого следа. Так не кусали даже динозавры. Что тут произошло? И где эти челюсти сейчас?
За ее спиной стоял столб с цепью. Еще недавно на цепи сидела муравьиха, охраняющая кокон. Теперь ее истерзанные остатки валялись здесь же, невдалеке. И рядом – она не поверила своим глазам – рядом совершенно целый, нетронутый, никем не охраняемый кокон. Или подделка, которую подсунули ей. Она открыла дверь пошире, чтобы впустить больше света, и подошла к столбу.
Кокон оказался довольно тяжел: килограмм восемь, не меньше. Отвратителен наощупь. Плотная гладкая кожица, на которой остаются вдавленные пятнышки от твоих напряженных пальцев. Кокон имел форму и поверхность большого вытянутого арбуза, поэтому нести его было отчаянно неудобно. Вдобавок, она боялась его придавить. Она не знала, что случится тогда – он может лопнуть, испортиться, зашевелиться – все, что угодно. Она старалась не думать о том, что жило внутри.
Нести его просто в руках было невозможно. Она подошла к растерзанной муравьихе, но на той остались лишь рваные клочья, нечего взять. Тогда она вспомнила выстрел. Конечно.
Она обвела взглядом внутренность подвала. Дыра, сквозь которую вламывались нападавшие, теперь была заложена несколькими большими мешками. Шалаш, сооруженный
Муравьи застрелили это бедное создание, чтобы забрать кокон.
Тело клона уже начинало коченеть. Застрелили в упор, выстрелом в лоб, негодяи. Снять блузку целиком не удалось, из-за длинных рук, которые отказывались шевелиться. Пришлось разорвать и потом связать двумя узлами.
Сойдет вместо сумки – теперь кокон можно будет нести, не пачкая свои руки. У клона была настоящая большая женская грудь. Эта грудь должна была кормить кокон молоком, как кормят ребенка. Но кто будет кормить эту гадость теперь? Она прикоснулась к вриску и тот пискнул.
– Как дела?
– Авария ликвидирована двенадцать минут назад, – ответил вриск.
– Схему коридоров!
Вриск создал в воздухе объемную копию лабиринта. Сквозь голубое свечение картинки плавно пролетали рои мелких сияющих пылинок, будто танцующих свой медленный танец.
Браузовский излучатель работал в непрерывном режиме. Экран показывал все, что творилось за стеной. Люди-муравьи выходили из домиков, двигаясь замедленно, как тяжелобольные. Они останавливались в нелепых позах, падали и умирали. Их тела, отслужившие свой срок, будут ускоренно распадаться. Муравейник умер, оставив после себя кокон. И этот кокон может дать жизнь нескольким новым муравейникам – десяткам, сотням или тысячам.
До завтрашнего дня они не смогут ехать: фургон должен залечить свои раны.
Его обшивка рассчитана на самовосстановление. Каждый сантиметр поверхности будет упрямо восстанавливать свою структуру, если только он не уничтожен по всей глубине. Это еще одна полезная вещь, которой техника научилась у природы.
Светило солнце и утро было свежим.
– В какое интересное время мы живем, – сказала Катя, – вы как думаете?
– Почему?
– Техника пересает быть мертвой. Еще немного, и исчезнет разница между живым и неживым. Вы не сможете сказать, жив ваш стол или мертв. Или это просто предмет. Это будет очень странно.
– Это будет нормально, – возразил Гектор, – нормально и обыкновенно. Люди быстро привыкают к новому. И это даст нам новые проблемы.
– Например, борьбу столов за свои права?
– Хотя бы.
– Что это было?
– Что?
– Зубы, вот что. Час назад я нашла в лесу разорванного муравья и внимательно осмотрела это – назовем это «срез». Я даже могу сказать как выглядело то, чем его резали. Это подобие пасти. Раскрывается широко, как у акул, раствор сантиметров тридцать.
– Раствор – это что такое?
– Не притворяйтесь. Это максимальное расстояние между верхними и нижними зубами. Могу рассказать и о зубах. Хотите?
– Давай.
– Треугольные, немного загнутые назад. И, что совсем интересно, подвижные.
Растут гнездами по три или по четыре. Очень необычная конструкция.
– Правда?
– Ага. Такая встречалась на земле лишь однажды. У одной ископаемой акулы, восемьдесят миллионов лет назад.
– И что теперь?
– А то, что мне не очень верится, что эта акула ожила, научилась ходить по земле и забрела в этот несчастный захолустный лесок. Так?