Помни обо мне
Шрифт:
До обеда Ираида и Феодула разъясняли девушкам всякие богословские тонкости, а после обеда девушки отвечали урок. Исключений не делалось ни для кого, каждая была обязана ответить на вопросы, и, боже упаси, если кто-нибудь из воспитанниц плохо заучивал тексты или запинался в ответах, нерадивую ученицу на всю ночь ставили отбивать поклоны.
Иногда обычные занятия прерывались, на беседу с послушницами приходили приближенные Елпидифора — то Елисей, то Григорий. Начинали они тоже с религиозных наставлений, но затем переходили на светские темы, жаловались, что власти притесняют
Ничего определенного иноки не говорили, но на душе у Тани становилось тревожно, нехорошо, появлялось сознание, что ее вовлекают в какое-то недоброе дело…
А вообще-то жить в тайге было не так беспокойно и голодновато, как в обычном странстве, ежедневно варили обед, днем разрешалось пить чай, и иногда даже с сахаром… Вот до чего доходил либерализм отца Елпидифора!
В размеренности и монотонности этой жизни заключалась даже своеобразная прелесть. Молитвы, занятия, хлопоты по хозяйству. Редкие промежутки отдыха. Бездонное небо. Послушание и молчание. Закаты, березы, тишина. И тайна. Все обволакивающая тайна…
Вечное нескончаемое странство!
ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ
По возвращении из Ярославля Юра тут же поступил в СМУ. Маляром. Получил второй разряд и сразу приступил к работе.
Как-то зимой, зайдя к Зарубиным, я мельком увидел Юру. Он только что пришел домой и опять куда-то уходил.
— Извините, — бросил он мне на ходу. — Спешу.
Предупреждая мои вопросы, Анна Григорьевна с таинственным видом приложила палец к губам.
— У Юры появились дела, о которых он не говорит ни со мной, ни с отцом, — пожаловалась она, когда в передней хлопнула дверь. — Мы не думаем ничего дурного. Мальчик очень повзрослел и в конце концов сам обо всем расскажет. Но все-таки я не могу не тревожиться. К нему приходила какая-то женщина. Это не роман — пожилая женщина. Он увел ее к себе в комнату. Потом ушел. Завел сберкнижку — копит деньги. В нашей семье никто никогда не копил… Что-то с ним происходит!
— Взрослеет, вы же сами сказали. У каждого юноши когда-нибудь да начинается личная жизнь.
— Все так, — не без горечи согласилась Анна Григорьевна. — Но для меня-то он остается ребенком…
В какой-то степени я мог бы ее просветить, но, право, не знал, встревожит или успокоит ее мое сообщение, а сам Юра вряд ли был бы доволен моей информацией.
Вскоре после той мимолетной встречи Юра появился у меня.
— Не обижайтесь, что не захожу, — начал он с извинений. — Просто не хватает времени.
Он принялся рассказывать о себе. Оказывается, строить дома небезынтересно. Если бы он не сохранил пристрастия к химии, то стал бы, пожалуй, архитектором. Комсомольская работа предстала перед ним тоже в каком-то ином качестве. На производстве у него появилось много дел, не имеющих отношения к его прямой работе. По-прежнему много читает. И помимо всего, так как впереди еще поиски Тани, приходится уделять часть времени вопросам
— А что за дама к вам приходила?
— Мама уже доложила? Танина мать. Ее вызывали в милицию. Она давно уже заявила об исчезновении дочери, но сперва там как будто не придали ее заявлению значения. А недавно вызвали, подробно обо всем расспросили и сказали, что обязательно найдут. Я иногда захожу к ней. Вот она и пришла поделиться…
— Значит, можно ждать результатов?
Юра как-то многозначительно хмыкнул.
— Вы что… сомневаетесь?
— Нет, я не о том… Меня тоже вызывали!
— В милицию?
— Почти. Посоветовали расходовать свою энергию более рационально, А Сухареву, сказали, найдут и без моей помощи.
— И вы вняли голосу рассудка?
— Мой рассудок посоветовался с моим сердцем и не внял голосу чужого рассудка.
— И как же там отнеслись к вашему решению?
— Я сказал, что мне очень приятно, что Таню ищут, но что лично меня заниматься поисками обязывает моя совесть.
— И там…
— Сказали, что их дело предупредить, а вообще-то от меня никто ничего не требует.
— И вы решили…
— Что я не могу отказаться от поисков.
Признаюсь, мне понравилось решение, принятое и Юрой, и… не Юрой: жизнь поставила его перед обстоятельствами, которые формируют характер настоящего мужчины, он не хотел перед ними отступать, и ему… не мешали с этими обстоятельствами справиться.
Все-таки я осторожно спросил:
— А вы сами-то надеетесь найти Таню?
— Конечно, — уверенно сказал Юра. — При желании даже иголку найдешь в стоге сена, а я ищу человека.
И еще раз Юра пришел ко мне уже в конце апреля. Пришел с просьбой, но сперва рассказал о том, как он установил местонахождение Тани.
Для этого имелся единственный источник — все та же Зинаида Васильевна Щеточкина. Она, без сомнения, являлась одним из агентов секты. Происшедшие провалы могли ее и напугать, и насторожить, но она не могла по этой причине перестать служить секте. Юра и Петя решили продолжить за ней наблюдение.
Они, конечно, не могли дневать и ночевать возле ее квартиры, но не проходило дня, чтобы кто-нибудь из мальчиков не наведался на Шаболовку.
К Щеточкиной никто не приезжал, не писал, ее как будто забыли. По-видимому, на какое-то время сектанты решили прервать связи с Москвой.
— До чего же скучно быть сыщиком, — жаловался Петя. — Где бы только набраться терпения?…
— Выдержка, выдержка и еще раз выдержка, — назидательно повторял ему Юра. — Сыщиками становятся не ради романтических приключений, а ради необходимости.
И настойчивость принесла свои результаты.
После долгого перерыва в прорези почтового ящика на двери знакомой квартиры забелело письмо. Может быть, Щеточкина и ранее получала письма, но Петя впервые увидел письмо в ее ящике. Он помнил, как много дало письмо, обнаруженное милицией в Бескудникове. Соблазн был слишком велик. Петя извлек письмо с помощью проволочки.
Вечером приехал к Зарубиным и выложил письмо перед Юрой:
— Вот.
— Что это?
— Письмо.
— Как оно попало к тебе?